Мрачные тучи начинают расходиться. Я облегченно выдыхаю — будто целый груз с плеч снял. Самое сложное уже позади.
— Ты мне специально льстишь, чтобы я перестала плакать? — тихо хмыкает и надувает губы. — Что, с зарёванной физиономией я тебе уже не нравлюсь?
Шутливо угрожаю пальцем и нарочито хмуро бросаю.
— Дурочка. Ты меня всегда с ума сводишь. Абсолютно любая.
Мы замолкаем и тесно прижимаемся друг к другу. Теперь я понимаю, что такое — единение душ. Остальной мир наглухо выключается, когда мы рядом. Будет штиль или смертельный шторм — плевать. Пока я держу Эсмеру за руку, любая дорога будет устлана пионами — её любимыми цветами. И, если это заставит её улыбнуться, я лично буду каждый день гонять за букетом.
— Знаешь, это так странно…я будто сплю и не до конца понимаю, что происходит, — озабоченно смотрит на фотографию. — Всё выглядит какой-то глупой шуткой. Сложно поверить.
— Хочешь, я покажу тебе запись их разговора? У меня в облаке сохранено.
— Нет, — резко мотает головой. — Не хочу слушать. Хочу забыть, как страшный сон.
Заглядывает в мои глаза и рвано бросает.
— Наверное, я должна тебя поблагодарить.
— За что?
— За то, что ты рассказал мне об этом только сейчас. Мне гораздо проще принять правду, зная, что отец так легко от меня отказался. Зная, что мы ни черта для него не значили. Зная, что я не…не виновата.
Её глаза снова краснеют. Эсмера шмыгает носом и гулко сглатывает, после чего сжимает руки в кулаки. Костяшки пальцев белеют. Ногти безжалостно вонзаются в кожу.
— Эй, ну ты чего. Мы ведь уже решили, что твой папа — просто мерзавец. Он не стоит ни одной твоей слезинки, — ласково веду линию по напряженной пояснице и сплетаю наши ладони. — Иначе, если ты не перестанешь, мне придется ворваться в его дом и заставить Гаспаро заплатить за всю твою боль. Чтоб он захлебнулся от слёз, до которых я его доведу.
Она смеется и сипло бормочет.
— Я не из-за него плачу, глупый.
— А из-за кого? — удивленно вскидываю брови, теряясь в её голубых глазах. Бездонных и кристально чистых.
— Из-за тебя. Не знаю, чем я тебя заслужила, но без твоей поддержки я бы свихнулась, — несмело дотрагивается до моей щеки. Робеет. — Однажды я бы всё равно узнала правду, и, если бы тебя не было в моей жизни, я бы не выкарабкалась. Честно.
Неловко ёжится под моим пристальным взглядом и тихо заканчивает.
— Прости, что я слепо принимала твою заботу за маниакальный контроль. Я повесила вину отца на тебя и отказывалась видеть хорошее в тебе. Я очень перед тобой виновата.
В самом начале так и было — я был одержим контролем.
Но лучше не убивать трогательный момент. Вон, как она старается — аж вся раскраснелась.
— Постой-ка, Эсмеральда Мальдини извиняется? — специально делаю паузу и многозначительно ухмыляюсь. — Или в любви признаётся?
Она резко отбрасывает мои руки и вскакивает с кресла. Буквально задыхается от возмущения.
— Ты! Да как ты…да я тебя, — запинается и еще сильнее злится, — да неужели ты совсем не можешь обойтись без издёвок? Ты же знаешь, с каким трудом я говорю эти слова!
— Знаю. Потому и издеваюсь.
Ничего не могу с собой поделать — улыбаюсь, как чеширский кот.
— Это должно быть просто. Что такого во фразе: «Я люблю тебя»? Чего сложного? — едко хмыкаю.
Она собирается с силами и на ходу выпаливает.
— Ладно. Хорошо. Хочешь услышать — пожалуйста, — нервно кусает губы. — Я настолько сильно тебя ненавидела, что теперь, вдруг полюбив, я начала просто задыхаться от этого чувства. Веду себя, как ревнивая идиотка, а всё потому, что я тебя, черт возьми, люблю! Так сойдёт? Доволен?
— Более чем.
Рефлекторно дёргаю её на себя и сажаю на коленки. Руки сводит от желания прижать еще ближе, но пока рано. Сначала Эсмера даст мне обещание.
— Будешь каждый день признаваться мне в любви? Например, вместо доброго утра?
— Чего еще хотите, господин Эрнест? — вредина открыто насмехается.
— Всего. Прямо здесь и сейчас, но не переводи тему, — усиливаю напор. — Так будешь?
Эсмера улыбается и тихо говорит.
— Я тебя люблю. Буду каждый час повторять, пока тебе не надоест.
— Мне никогда не надоест. Я тоже тебя люблю.
Дурею от слов, податливости и запаха её кожи. Жадно вплетаю пальцы в растрёпанные волосы, притягиваю к себе и целую. Тревога из-за завтрашнего дня тут же отступает. Сдаётся под натиском сумасшедшего желания.
Всё это будет завтра, а сейчас есть только я и она — моё самое дорогое сокровище. Бесценное.
Моя жена. Моя Эсмера.
Эпилог
Полгода спустя.
«Проклятье. Как я скажу ему об этом?» — в который раз задаюсь глупым вопросом и нервно сцепляю ладони, бросая взгляд за окно.