Одеяло
Дмитрий Астафьев, личный дневник. 17 июля 19ХХ года. Сегодня ко мне поступил крайне необычный пациент. Его привезли без сознания. На мои вопросы о том, что случилось, сказали, что это произошло как только его силой забрали с кровати. Собственно, дело и кроется в самой этой кровати. Я пока сам не смог осмотреть пациента, но, по заверению санитаров, которые его забирали, и из слов врачей, у пациента явный патологический страх находиться вне определённого места. Я планирую детально изучить этот случай, а потому запишу здесь слова санитара, чтобы ничего не упустить. Артемий Анисимов, санитар: «Это был необычный вызов. Соседи почуяли странный запах, который исходил из соседней квартиры, и вызвали милицию, та приехала и, по подозрению, что в квартире что-то случилось, вскрыла дверь. В ней обнаружили мальчика этого и труп женщины, скорее всего матери или какой-то родственницы. Странно было то, что труп был в крайне необычном положении: она застыла так, как будто бы тянулась к кровати мальчика. Так же на трупе было множество гематом, укусов и две больших раны, при этом было такое чувство, будто бы их огромным штырём пробили. Это я потом у врача знакомого услышал, который приехал забирать всё это дело, она уже давно была убита, отсюда и запах гниения. Парнишку они сразу даже не заметили, он под одеялом сидел калачиком, но настолько тихо, что никто не обращал внимания. Только подойдя к кровати, услышали всхлип. Кровать была странной до жути – старая, ветхая, напоминающая скорее алтарь. Над ней висело 5 или 6 крестов, и были следы ещё от нескольких. Она стояла у стены, возле неё были маленький столик и 2 стула, а на столике были библии и иконы. На полу лежали ещё несколько книг о космосе и какие-то детские. Ещё в комнате были какие-то благовония что ли. А мальчик сидел полностью голый. Сам он лет 12-13-ти. Милиционеры сказали, что как документы найдут, то передадут сразу. Так вот нашли они его и стали его осматривать, всё же несколько дней, а то и неделю с трупом пробыл. А он не реагирует никак вообще, смотрит на икону и под нос что-то как будто бы на иностранном бубнит. Ну они и решили его забрать. Но как только они его с кровати подняли, он тут же в неистовую истерику упал, назад тянулся, кричал, что он не хочет, что бесы заберут, и дерётся-кусается словно дикарь, но как только отнесли его буквально метра на три, он тут же без сознания упал, как будто бы заснул. Тут и подумали, что мамаша с ума сошла и ребёнка свела, и он теперь полоумный, и нас вызвали». Трудно судить по этим словам о психическом состоянии ребёнка, завтра осмотрим и уже будет легче поставить какой-либо диагноз, но ситуация и правда из ряда вон выходящая. Дмитрий Астафьев, личный дневник. 18 июля 19ХХ года. Сегодня был проведён осмотр мальчика, который поступил к нам вчера. Он был помещён в одиночную палату, так как я посчитал, что в общей он может испытать сильнейший шок, как только придёт в чувства, и так же назначил санитара для наблюдения за ним. После того как мальчик очнулся, он не подавал каких-либо признаков агрессии или паники. Как сказал санитар, он спокойно шёл на контакт, спросил где он и попросил поесть и воды. На все вопросы в свою сторону он реагировал безразлично. Можно сказать, что физически он абсолютно здоров, у него нет явных проблем, разе что довольно низкая масса тела, но и та не критичная. При осмотре пациентов я первым же делом направился к нему и захватил с собой диктофон. Я всегда так делаю с новыми пациентами, чтобы в будущем можно было прослушать разговор снова и, возможно, подметить какие-то моменты, которые ускользнули при личном общении. К моему несчастью устройство оказалось сломанным, и половина фраз мальчика записались с каким-то странным шумом. Я продублирую диалог сюда, отметив моменты, которые запомнил, но которые не записал диктофон – такие участки я буду помечать «{}». «– Здравствуй. Меня зовут Дмитрий, а как твоё имя? – Что у вас в руках? – Это диктофон. Он запишет наш разговор, чтобы я ничего не упустил. – А вы здесь работаете? – Да, я здесь работаю и с сегодняшнего дня я твой лечащий врач. – Меня не нужно лечить, я ведь здоровый. – Не бойся, мы лишь проверим правда ли ты здоровый, и ты сможешь пойти домой. – {Я не смогу уйти, отныне это мой дом.} (На диктофоне слышны лишь три слова «отныне», «твой», «дом». Я хорошо помню как он сказал именно «мой», и могу списать это лишь на неисправность, но и в будущем будут подобные моменты, которые на фоне остального диалога звучат странно и вызывают дискомфорт.) – Почему ты говоришь, что это твой дом? – Знаете, мне нравится здесь. Кровать у окна. Раньше я не мог смотреть в него, оно было слишком далеко, но сейчас могу, мне так нравится. Лето такое красивое, я мог о нем лишь читать. – Ты любишь читать? Какие книги тебе нравятся? Если хочешь, мы можем принести тебе, у нас есть библиотека. – Да, конечно хочу, я люблю книги, но дома их было так мало. Зато я много читал библию. Она мне очень помогала когда мне было страшно и когда {приходил он} (данный фрагмент отсутствует). – Кто он? Почему он тебя пугал? – Могли бы вы мне принести книги про лето? Я очень хочу узнать о нем побольше. – Конечно, но только давай небольшой уговор: ты позволишь мне помочь тебе, договорились? – {Я не знаю} (Слова исказились и слышно лишь хрипение, но при этом как будто бы очень отдалённо напоминающее «заткнись», но это слишком трудно разобрать, потому я скорее буду считать, что это лишь дефект.) – Чего не знаешь? – Я больше не хочу разговаривать с вами, уходите». После этого он стал полностью игнорировать меня. Но я рад, что всё же он ответил на некоторые мои вопросы, а это означает, что я смог выйти с ним на контакт, пускай и не длительный. Рассматривая разговор и состояние мальчика, трудно сказать о каких-либо умственных или психических проблемах. Также он довольно спокоен, что весьма странно после пережитого шока и того, что рядом с ним умер скорее всего близкий человек. Ещё я заметил, что он опасается какого-то человека. Из опыта могу предположить, что это либо отец, либо человек близкий к семье, который имел на него негативное влияние, возможно даже применял насилие. Я не выписываю никаких лекарств, но при этом оставляю наблюдение, так как опасаюсь резкого изменения состояния пациента. Также я попросил взять несколько книг о лете, как он и просил, чтобы расположить его к более активному общению. Дмитрий Астафьев, личный дневник. 19 июля 19ХХ года. Как я и думал, книги помогли мне расположить пациента к себе, он стал более активно выходить на контакт, хотя я удивлён, что он стал слишком активно общаться. Санитар говорил, что мальчик начал ему задавать даже личные вопросы, но при этом все ещё редко отвечал на вопросы о себе. Я пока не могу поставить диагноз, но могу точно сказать, что такие резкие перемены явное отклонение от нормы. К тому же, после периодов «открытости» можно проследить у пациента страх и панику, которые мальчик пытается сдерживать. Также, он по-прежнему отказывается покидать кровать, он даже не спускается для посещения туалета и душа, потому санитар поставил ему утку. На вопросы почему мальчик не спускается с кровати, мы получаем лишь молчание. Другой санитар, который делает ночные осмотры территории, сказал, что слышал как мальчик в комнате с кем-то разговаривал. В голосе пациента был слышен испуг, но когда он вошёл в его палату, то никого не увидел. Мальчик же взволнованным и напуганным взглядом смотрел на один из углов. Санитар отметил, что у него появилось неприятное ощущение чьего-то присутствия. Я, так же как и в прошлый раз, решил записать диалог, но, как ни странно, на этот раз аппаратура снова дала сбой, что я считаю невозможным, так как я специально взял новый диктофон. На записи я услышал странные и жуткие вещи, которые постараюсь передать. «– Здравствуйте, доктор, огромное спасибо за книги, здесь так много про лето, мне нравится каждая из них, они очень интересные. А можно вас попросить на следующий раз мне принести библию? – Конечно. Я очень рад, что тебе понравились книги. Какая из них показалась тебе самой интересной? – Та, где мальчик попадает в лагерь из прошлого. Она такая таинственная, и там есть очень грустный момент, что мне даже захотелось плакать, но я сдержался. Мама говорили, что если я хочу плакать {то мне нужно сложить руки в замок и помолиться, тогда мне станет легче. А ещё она говорила, что плакать опасно}. (На записи не сохранилось слов мальчика, но теперь странный шум на фоне начал напоминать медленное дыхание, такое дыхание не присуще людям, оно скорее напоминало большого зверя). – Ну что ты, ты можешь плакать, если чувствуешь необходимость, в этом нет ничего страшного, особенно когда тебе хочется. А расскажи мне, как ты себя чувствуешь? – Доктор, а у вас есть семья? – Нет, я живу один, хотя у меня есть родители, но они далеко. – {А вы не хотели бы с ними увидеться?} (Когда я впервые услышал этот отрывок, я начал сомневаться в собственном ментальном здоровье. Мне пришлось несколько раз переслушать, чтобы удостовериться, что это не моё воображение. Так же мой помощник подтвердил, что тоже это слышит. На записи я очень чётко услышал „Но с ней ты больше не увидишься“. Голос как будто принадлежит старику лет 70-ти, при этом было слышно всё то же дыхание. В этот момент я увидел перемену в лице мальчика. Тогда мне было не понятно, но сейчас у меня складывается впечатлен