У палаток, на примусах, где загороженных ящиками, а где и просто на земле безо всяких прикрытий, дежурные готовили обед. Вскоре растянули брезент, сверху постелили кто клеенку, кто настоящую скатерть, расставили тарелки.
Под машину, где Леня прятался от пекла, заглянула Муся.
— Пойдем есть лапшу с гусем. Живо!
Она за руку вытянула Леню из-под машины.
Дядя Степа обедал вместе с геологами.
— Прошел слушок, что кого-то гусь чуть совсем не заел, — сказал он грустно. — Кого бы это? Не знаете, девушки?
— И вовсе не совсем, а только за ноги пощипал, — сердито сказал Леня.
Все засмеялись, а Леня отвернулся. Съев полную миску густой лапши, он поднялся.
— Спасибо. Я больше не хочу.
Неторопливо он пошел мимо палаток. Где бы посидеть в холодке?
У следующей палатки Леню уговаривали отведать каши. Но тут, в обществе почвоведов и бурильщиков, он только выпил большую кружку чаю с конфетами.
Затем на все приглашения к столу он лишь мотал отрицательно головой: ни кусочка больше не могло поместиться в его животе. А мама боялась, что он голодным останется!
Отяжелевший от еды, Леня уселся в тени, у входа в какую-то палатку. Заглянул внутрь. Ящики стоят. В них, наверно, инструменты, приборы, карты, образцы… Матрацы, одеяла и подушки лежат скатанные у стенок. Но один матрац растянут. Хозяева палатки — люди хорошие и не рассердятся, если Леня посидит на их матраце.
Когда через некоторое время в палатку вошел начальник экспедиции Кедров, он увидел раскинувшегося на матраце полуголого мальчика. Солнце светило ему на нос, и он морщился во сне. Кедров улыбнулся и оттянул матрац в глубь палатки.
Проснулся Леня от сильного шума. У входа в палатку толпились люди. Многих Леня видел впервые. Все они, перебивая друг друга, говорили о какой-то замечательной лекции, которую только что слышали.
— Такую бы и в Москве неплохо услышать. Повезло нам!
— Я думаю! Этот профессор известный специалист по лессовым почвам.
Пока Леня спал, приехала еще одна экспедиция, ясно.
Трещали сверчки. В небе догорал закат, и длинные мягкие тени расползались по полю. Воздух был нежен и ласков. Дышалось легко.
Леню окликнула высокая Аня, Мусина подруга:
— Леня, ты нашел свою футболку?
Подумав, Леня ответил:
— Ее нашли.
Он бродил по вечернему лагерю, с любопытством рассматривая новых людей. Вдруг кто-то обхватил его сзади поперек живота.
— Попался, голубчик!
Дядя Степа сообщил таинственно:
— Я сейчас, знаешь, анализы в контору отвезу.
— Вернешься скоро? Мы бы с тобой поиграли как-нибудь.
— Я-то, брат, вернусь… Айда к машине! Я тебе что-то интересное покажу — в кабине у меня.
У машины Тимаков скомандовал:
— Ну-ка! Глаза закрой, руки вверх!
Леня послушно зажмурился и поднял руки. В ту же минуту на нем очутилась футболка. Она положительно проследовала его, эта голубая одежонка, спасенья от нее не было.
— А теперь где хотите ехать, товарищ будущий капитан? Наверху либо в кабиночке?
— А зачем мне ехать?
— Зачем? Домой пора! Вот зачем.
— Увезти меня хочешь? Дядя Степа-а! Я здесь ночевать останусь.
— Ночной пропуск тебе нынче не выписан.
— Не поеду-у! Дя-а-адя Степа!
— Прения прекращены за недостатком времени.
Неумолимый Тимаков засунул Леню в кабину и вдобавок придержал его локтем, усаживаясь на свое водительское место.
Двор был погружен в темноту. Фонари освещали лишь крыльцо, дорожку, калитку. Сверкали звезды. Казалось, что они еле держатся на небе и, того гляди, посыплются вниз. Что-то ворошилось в кустах сирени, должно быть, воробьи укладывались спать.
В раскрытых окнах конторы темно. Мама куда-то ушла, может быть, даже уехала. Бумажки с анализами Тимаков передал высокому инженеру в белом парусиновом костюме еще у ворот.
И зачем дядя Степа приволок его, спрашивается?
Леня слонялся по двору, стоял у калитки, опять забредал во двор. Делать было решительно нечего. Вероятно, уже поздно и, собственно, можно бы и в постель, но спать ему совсем не хотелось.
Вышла из дому тетя Серафима, Галина мама. Красный сарафан ее сейчас казался черным. Она заметила Леню.
— Пойдем к нам, посиди, пока мама придет.
— А где мама?
— По делу ушла. Иди, ужинать дам.
Нет, ужинать Леня не имел ни малейшего желания.
— Я тут маму подожду.
Тетя Серафима потопталась у крыльца в своей собственной тени, как в луже, и ушла в дом.