Один день
Однажды со мной произошло то, что наполняет душу счастьем. Один день, поменявший всю жизнь. И не только мою.
В тот день солнце светило слишком ярко. Слишком сильно горячий ветер обжигал мою кожу. И слишком все напоминало беззаботные летние деньки. Люди вокруг, казалось, не любили жару, но их глаза, тем не менее, светились от счастья. Говорят, глаза зеркало души. В тот день души всех этих людей были яркими и светлыми, но не моя. Смотря в зеркало, там мелькал только бледный безжизненный взгляд. Белая кожа и мрачная одежда. Все тело напоминало пятно на цветном фоне всего, что было вокруг. От этого становилось так противно. Осознание, будто из серых будней, проблем вырвались все. Все, но не ты. Ты остался в своей серости, которая связала в алюминиевые цепи и сдавливает горло, что бы даже писк о помощи не вырвался.
В тот день меня исключили. Странно было осознавать, что ребенка могут выгнать из хорошей школы с хорошими оценками просто потому, что постояв за одного человека, он сильно навредил другому. Другому, но очень богатому сыночку богатого выродка. И все же это случилось. И слова директора, который больше говорил с моей матерью, нежели со мной, отдавались громом в ушах. «Нам не нужны такие ученицы. Всего доброго,» - это все, что он сказал исключительно мне. Потом проходили минуты в ожидании. Все это время приемная, где я ждала, пустовала и в гробовой тишине, отчетливо слышался шум коридора, секундную стрелку настенных часов. Иногда заходили учителя, искоса смотря на меня. Наверняка думали, что я заслужила исключение. В их взглядах не было ни заинтересованности, ни сочувствия, только насмешка. Конечно, минус проблемный ребенок. Наверняка многие даже были рады. Но я не могу сказать точно ли это.
Когда мама вышла из кабинета директора, то даже не посмотрела в мою сторону. Что-что, а выражение ее лица я помню, так как будто это было минуту назад. Глаза, которые всегда привычно блестели энтузиазмом и даже детским весельем стали пустыми. Бездонность и тоска взгляда была непередаваема. Лишь взглянув мельком можно было подумать, что у этой женщины случилось самое большое горе в жизни.
На тот момент такой взгляд я видела всего дважды: когда умер отец и в тот день. В день смерти отца наш мир буквально перевернулся с ног на голову. Даже не от того, что финансово стало тяжело, но и из-за того, что с мамой мы почти не общались. Лишь его ободряющая улыбка и крик из коридора «Где мои две принцессы?» заставляли сплочиться всю семью. Этот человек даже в смертельно й усталости находил силы улыбнуться и, посадив всех за один стол, заставить поужинать и поговорить. Вечно спокойный, никогда не жаловался, всегда находил выход даже из тупика. Вот, каким мы с мамой помнили его. Таким мы его и знали.
И когда отца не стало та стена, которую он все пытался сломать, то непроходимое препятствие отделяющее, казалось бы, самых близких людей: мать и дочь, только выросла и покрылась слоем крепкого металла. Даже простые фразы исчезли. Смотреть друг на друга мы не могли. Вплоть до самых похорон ни одна не проронила ни слова, ни слезы. Может быть, всю жизнь в нас говорила лишь гордость. Может быть, всю жизнь мы казались друг другу чужими или ненужными. До сих пор я не знаю. Но факт остается: каждая провалилась в яму своих страданий, одиночества. Потеряв единственный луч света, мы не спасли друг друга. Даже не попытались.
По дороге на парковку я смотрела только на асфальт. Было ощущение будто на плечах, шее и затылке тяжелый груз из-за которого подняться голову и выпрямить спину невозможно. Мимо шли такие же подростки, но выглядели такими беззаботными – незамечающими ничего. Так захотелось просто быть такой же, как они. Просто наслаждаться молодостью не волнуясь о бытовых проблемах. Но все что мне оставалось – изучать асфальт и думать над тем, что будет дальше.
Пока мы ехали в полной тишине даже радио не играло. Снаружи мелькали дома, освещенные полуденным солнцем, деревья, чьи листья только-только приобрели осеннюю желтизну, старики и животные. Казалось, будто за окном совсем другой мир.
Сейчас уже и не вспомню, как мы доехали до дома, как разошлись по комнатам и что было на протяжении часа. Остались в памяти лишь мысли и черная всепоглощающая пустота.
Смотря в одну точку на стене обвешанной плакатами и рисунками, казалось, будто все рассыпается в прах. Меня исключили вначале года. Это запишут в личное дело. Созданная жизнью лестница в светлое будущее медленно, но вено рассыпалась в моей голове. Стремительно в глазах все темнело. Сердце учащенно билось, дыхание стало сбивчивым и в какой-то момент стало трудно дышать.
И внезапно все прекратилось. С услышанным тихим всхлипом из другой комнаты все застыло. Прошло три секунды и новый всхлип снова погнал время вперед. Удивительно как через толстые стены, закрытую дверь и такое большое пространство дошел этот плачь так быстро и так больно привел в чувства. Как ребенка бросают в воду, надеясь, что он научится плавать, так меня бросили в пучину самобичевания и отчаяния такой приглушенный плачь и подавленный крик душевной боли матери. Не смогу описать, как тогда я была удивлена, и как сильно захотелось мне быть с ней. Не то, что ее слезы даже ее эмоции были труднодоступны для меня. А теперь она плакала. В другой комнате. Плакала из-за дочери, к которой, как мне казалось, она ничего не испытывает. Мысли. Такие навязчивые мысли, что бездонны по своей природе начали поглощать, словно толща дёгтя. Если ребенок, упавший в воду, старается выбраться, всеми силами цепляясь за жизнь, то я просто уже не видела смысла.