Отпуск неожиданно совпадает у обоих. Подписывая заявление Тихонова, Галина Николаевна едва обращает внимание на дату, а он совершенно не планирует с ней стыковаться, но в последний рабочий вечер они вышли из ФЭС вместе: она — с папкой, полной бумаг, он — с ноутбуком под мышкой, в шортах до колена и кедах — как будто уже со ступеней хочет шагнуть в тёплые края.
— Подвезти? — Иван показывает на байк, припаркованный у будки охраны.
Рогозина кивает, всё ещё в мыслях о работе, и, кажется, не вполне понимает, на что подписывается. Четверть часа назад она уже не так сдержанна:
— Тихонов! Что ты творишь?! — Байк заносит на повороте, и задним колесом они резко вскакивают на невысокий бордюр. — Хочешь, чтобы я из отпуска не вернулась?
— А вы в отпуске? — виновато кричит он, перекрывая трескотню мотора. — С сегодняшнего дня?
— С завтрашнего. — Полковник испытывает неясное дежавю.
— Отлично, — программист глушит байк и всем корпусом оборачивается к начальнице: — В таком случае, приглашаю вас на прогулку.
Позже она часто думает, почему согласилась, но так и не может дать себе ответ.
***
Всё начинается на следующий день: с полудня до пяти идёт оглушительный дождь: гром, белые цепкие молнии на полнеба и плотные потоки воды. Но в начале шестого тучи расходятся, и ясное, умытое небо режет глаз лазурью — такой, какая бывает только в начале мая. На улице тепло, и от влажного асфальта поднимается лёгкий пар. Город кутает серебристое марево.
Тихонов ждёт её на остановке: ослепительно-белые кеды, серая футболка и новёхонькие джинсы без единой прорехи. На голове обретается привычный хаос, с воротника свисают солнечные очки. Иван щурится от оранжевого солнца — бледная кожа, пепельные волосы, ранец. «Вечный подросток», — вздыхает Рогозина и подходит к остановке.
— Рад вас видеть, Галина Николаевна, — он слегка скован; протягивает ей бумажный стаканчик из KFC.
— Давно не пила этой дряни, — смеётся она.
— А вы попробуйте, — подначивает он. Рогозина поднимает брови и делает глоток. Кофе удивительный: пряно-вишнёвый, сливочный и совсем не крепкий.
— Обман? — смеётся она. Он мотает головой:
— Надо знать подходы к официантам.
Автобус встряхивает на повороте, и он резко хватает её за локоть — удержать на ногах. Кофе выплёскивается на его футболку и ей на руку.
— Галина Николаевна! Обожглись?
— Нет. Почти не горячий… — кривится она и лезет в карман за салфеткой. Тихонов только теперь замечает, что через плечо у неё — маленькая тёмная сумка на плетёном ремешке.
Всю оставшуюся дорогу они молчат, изредка перекидываясь быстрыми улыбками. Это слишком неожиданные декорации: вместе в автобусе. Даже у неё или у него дома говорить проще — не говоря уж о ФЭС.
Наконец Рогозина берёт в руки телефон и начинает что-то искать; краем глаза Тихонов видит — смотрит погоду. Пользуясь этим, он искоса рассматривает начальницу. Белая футболка, джинсы, синяя рубашка в крупную клетку, ветровка. Волосы собраны в хвост — и он гораздо короче, чем Ивану думалось раньше. В профиль Галина Николаевна выглядит почти девчонкой, и это едва не срывается с его губ.
«Спокойно, Тихонов. Ты ещё даже не пил».
Он кривит губы и незаметно щипает запястья — стереть с лица выражение влюблённого подростка. Он уже не надеется, что это пройдёт; просто старается держать под контролем и не слишком раскатывать губу — даже наедине с собой.
За окном искрится после дождя Кутузовский проспект — офисы, магазины, массивные дома времён расцвета Союза. На фоне плывут стеклянные небоскрёбы Москва Сити — светло-синие, стальные, с розовыми от подступающего заката рёбрами. Кондиционер не работает, и в открытые окна несётся аромат ранней сирени — особенно мощный после недавнего ливня. Кружит голову — привычная реакция на цветущую сирень.
Умиротворение, замешанное на горьком адреналине, напитывает его так плотно, что он даже не замечает, как автобус останавливается и среди пассажиров нарастает недовольный гул. Рогозина смотрит в окно, хмурится, быстро щёлкает по экрану и буксирует его к выходу.
— В чём дело?
Иван слегка дезориентирован, но махом пересекает глубокую лужу у края тротуара и протягивает руку. Рогозина хватается за его ладонь (что ей, в сущности, совершенно не требуется) и в один шаг оказывается рядом.
— Водитель задел зеркало у машины, — она машет рукой в сторону оставшегося позади автобуса и толпы пассажиров. — Видимо, будут ждать ГИБДД. Тут есть станция проката совсем недалеко — можем, взять там? А потом уж поехать, куда ты задумал. Иначе прождём до вечера…
Тихонов кивает и, склонив голову, хитро щурится:
— Вы даже не спрашиваете, куда я задумал.
— А смысл? — резонно отвечает Рогозина, и оба смеются. Она сминает пустой стаканчик, и по влажному тротуару, в котором отражаются расплывчатые тени, быстро шагают станции велопроката. Иван разбрызгивает кедами веера брызг, и Галина Николаевна, после нескольких неудачных попыток пристроиться рядом, идёт чуть сзади.
Добравшись до станции, он сверяется с смс-кодом и в несколько щелчков снимает велосипед с блокировки. Тщательно проверяет тормоза и звонок, чуть опускает сиденье, пинает подножку — та отходит мягко и держит крепко; Тихонов удовлетворён. Он подводит велосипед Рогозиной и принимается за второй — для себя.
Пока она приноравливается к давно забытому транспорту, Иван строит новый маршрут: дворами до Дорогомиловской, потом площадь Европы, и там по набережной. Почти идеально: если успеют за час, будут на Воробьёвых горах к разгару заката.
В подземном переходе Тихонов быстро спускает железного коня по жёлобу и хочет вернуться за велосипедом Рогозиной — у него и в мыслях нет, что она поволочёт его сама. Но полковник волочёт — и едва справляется с тяжёлым велосипедом, послушным под седоком и почти неуправляемым на скате, когда ведёшь его, придерживая только за руль.
— Галина Николаевна! Давайте, я помогу… ну давайте же! Ну что вы выпендриваетесь!
Она смеётся, обескураженная его напором, и отдаёт руль.
— Надо придерживать за сиденье, — пыхтя, объясняет хакер. — Эти велики очень тяжёлые, в первый раз ни за что не ожидаешь, что поедут по скату так резко…
Она кивает, сбегает по ступеням и ждёт его уже внизу, рядом со вторым велосипедом.
То же повторяется на подъёме, по другую сторону улицы, пересекающей Кутузовский проспект.
Наконец они сворачивают во дворы — ливни сирени, низкие дома, зелёные дворы и влажная молодая листва, источающая аромат уксусного альдегида. Тихонов едет чуть спереди, поминутно оглядываясь. Ветер раздувает её рубашку, треплет волосы. Она говорит о чём-то, но сквозь гул слов не различить; Иван видит, что она улыбается — и ему хочется разогнаться и орать во всё горло, как в детстве, просто потому что это тёплый, хороший день — из тех, кто кладёшь в сокровищницу воспоминаний.