ренегаты твои рыщут где-то в округе? Сделали бы привал на пару часов, и Артем нас сразу
дальше повел. Со знающим человеком через болота и ночью можно.
– Хорошо, хорошо, так что теперь будем делать?
– Утром выступим, – пожал плечами Зверобой. – Медленно и осторожно. Другого
варианта нет.
– Да мы половину людей в болотах оставим!
– Не надо было единственного проводника часовым в парке назначать, особенно с
учетом того, что мы тогда уже видели: Травника нет. Ты вон Серого с Томатом тогда мог
снаружи поставить, кто не так ценен… А проводника всегда надо держать рядом с собой,
пока он не понадобится. Короче, мы сейчас ничего не решим. Утром всё. Говори своему
юркому, чтоб лез дежурить, или я его еще раз опрокину.
– Шутер! – позвал Фара. – На дерево – живо! И следи постоянно, не спать там! Замечу,
что кемаришь, башку раскрою!
– А когда меня сменят? – спросил маленький боец, выпрямляясь.
– Тебе сказали уже: через два часа.
Я развернулся на животе и быстро пополз назад, чтобы спрятаться и переждать, пока
поднимется Шутер. Думал я при этом о том, что план нужно менять. У них нет проводника.
Проводник им нужен. У меня же другая проблема: незаметно следить за отрядом будет все
сложнее, а на болоте – пожалуй, что и невозможно.
И если немного пораскинуть мозгами, то можно понять, как завтра утром одним махом
решить оба эти вопроса.
* * *
Болотные выдры жрут лягушек и змей. Та, в которую я целился, именно этим сейчас и
занималась. Она изловила большого водяного ужа и, лежа на островке посреди тенистой
заводи, медленно и сладострастно пожирала его, втягивая в пасть. Мерзкая все-таки тварь, но
мутантов других видов поблизости нет, придется работать с тем, что имеем.
С этой мыслью я вдавил спусковой крючок.
Для дела использовал «махновку», а не «вал», на что была одна веская, серьезная
причина. «Махновка» ЗВУЧАЛА.
Выстрел далеко разнесся над утренними болотами. Едва рассвело, было зябко, и
голубоватый, похожий на дымку от костра туман висел в воздухе. Сквозь него проступали
кочки, кусты и редкие деревца. Где-то в глубине болот тоскливо, монотонно ухала птица.
Пуля попала, куда я и целился: в толстую шею. Пупырчатая, отсвечивающая лиловым
шкура лопнула. Брызнула светлая, чуть ли не прозрачная кровь. Выдра дернулась, выпучив
огромные глупые глаза, привстала на кривых лапах и упала на брюхо. Тело ее мелко
закачалось, задрожало, как квашня. Я выстрелил еще дважды, но не в мутанта, который уже
сдох, а поверх него.
Вот теперь они точно услышат и всполошатся. Хотя, судя по дисциплине, которую
поддерживал главарь в банде, даже в этот утренний час хоть один часовой да не спит, и если
так, то он и первый выстрел услышал.
Выйдя из кустов, я повесил ружье на ремень и перешагнул через воду на островок.
Выдра лежала там, где упала, в глазах-блюдцах, закрытых мутной пленкой, отражалось
болото. Уж наполовину торчал из пасти. Ну, гадость! Натянув перчатки, я схватил его за
хвост, вытащил изжеванное тело и отбросил в воду. Обошел выдру кругом. Крупная она,
тяжелая. Кило двенадцать-пятнадцать, надо было поменьше найти. Но у меня просто не было
времени бродить по болоту в поисках подходящей твари. Я схватил ее за задние лапы,
приподнял, крякнул и взвалил на плечо.
И пошел назад к краю болот, в ту сторону, где в утренней дымке маячила опора ЛЭП,
оплетенная ветвями мертвого дерева.
Вскоре услышал шаги. Туман начал рассеиваться, видно стало лучше, и впереди
возникли силуэты. Трое. Они меня тоже увидели и почти мгновенно исчезли из виду. Залегли
хлопцы, молодцом, реакция есть. Я шел дальше, как ни в чем не бывало, и даже принялся
насвистывать какую-то ерунду, но потом решил, что это уже перебор, и замолк.
– Стоять! – оклик донесся справа. Ага, парни расползлись, пока я соловья изображал.
Сделав еще пару шагов, остановился. Впереди, справа и слева одновременно появились трое
– до того они лежали, целясь в меня, а теперь выпрямились. Так, Рыба передо мной, Серый с
Шутером слева и справа. Насторожены, пальцы на спусковых крючках. У Рыбы такой вид,
будто собирается прямо сейчас отправить меня на дно болота.
– О, привет! – подал голос я. – Тоже охотитесь?
– А ты, значит, охотишься? – уточнил Шутер.
– Ну да. Во! – я повернулся, чтоб он увидел выдру. – А что еще в этих местах можно
делать?
Рыба оглядел меня тусклыми безжизненными глазами и велел:
– Ствол положи.
Пожав плечами, я бросил выдру на землю, стянул с плеча ремешок «вала», отстегнул от
ремня «махновку». В это время все трое медленно приближались ко мне.
– Слушайте, парни, почва тут – сплошная вода, не хочу в нее свое оружие класть, – я
притопнул ногой, громко хлюпнув жижей. – Смотрите, разряжаю.
Медленно вытащил магазин из «вала», сунул его в карман.
– Вот так, теперь просто мои стволы возьмите, и все путем.
– Берите, – кивнул Рыба.
Шутер забрал «махновку», Серый – «вал». Я спросил:
– А выдру можно подобрать?
– Подыми.
Я снова взвалил добычу на плечо и широко улыбнулся:
– Ну, куда теперь?
– За мной. – Он развернулся и зашагал обратно, остальные двое пошли по сторонам от
меня.
– Слушай, охотник, – заговорил Шутер, – а зачем тебе выдра? Я слышал, они ж твари
бессмысленные совсем. С нее никакого толку.
– Почему же, есть толк, – возразил я, вовсю изображая добродушного малого. – Стал бы
я без толку мутанта промышлять.
– Да какой толк? Я ж видел: шкура у них, если снять, сохнет, становится ломкой, а
потом вообще рвется.
Серый поддержал его:
– Это точно, ее не на что не пустишь. И мясо у выдр ядовитое.
– А жир? – возмутился я. – Не слыхали про жир болотной выдры, а туда же, критикуете!
Жир у нее отменный.
– Ну и зачем он, такой отменный?
– Зачем-зачем… Горючее это.
– В тачку, что ли, заливать? – поразился Шутер.
– Сам ты тачка! Для костра. Жир твердеет на воздухе. Нарезаешь его такими брусками,
пока он вроде желе, а потом в бумагу заворачиваешь и в рюкзак, ну или куда еще. Жир этот,
короче, как сухой спирт, только лучше.
Я покосился на него. Шутер слушал, приоткрыв рот.
– Эх ты, деревня! – снисходительно добавил я. – Вот так-то: век живи – век учись. Два
века живи – два учись. Жизнь живи – всю жизнь учись. Короче, на болоте если ночь застала,
хвороста нету или он совсем уж мокрый и не горит, то выдру валишь, жир нарезаешь, ждешь
пару часов и потом топишь. Горит он долго. Это первое, а второе – когти ее.
– Когти растолочь, – бросил Рыба, не оглядываясь. – В мази добавляют.
– Вот, правильно, – кивнул я. – Напарник ваш, гляжу, больше знает. А куда вы меня
ведете вообще, а?
– А вот сюда, – ответил Шутер и показал вперед. – Уже пришли.
В лагере у подножия вышки меня встретили холодно. Обыскали, забрали все мало-
мальски ценное, заставили снять куртку, расстелили ее у кострища и положили на нее все
мое добро.
Перед тем как идти за выдрой, я обмотал левитирующий «оникс» бинтом и привязал к
правой лодыжке под штаниной. Штаны на мне были широкие, я вообще уважаю только
свободную, мешковатую одежду, чтоб не стесняла движения. В общем, «оникс» было не
видно, и это хорошо, потому что уверен: если бы его нашли – остался бы я без «оникса».
Слишком ценный арт, Зверобой бы его забрал себе. Повязка на лодыжке – не ахти какой
тайник, потому что туда иногда пристегивают нож или кобуру с небольшим пистолетом, и
при серьезном обыске арт бы нашли. Но всерьез меня никто не обыскал, как-то не ожидают
особого хитроумно припрятанного оружия от простодушного болотного охотника. На это я и
рассчитывал.
На моей левой лодыжке была вторая повязка, и под ней – пузырек с тоником. Дневник
Травника спрятать было негде, поэтому его я просто бросил на дно рюкзака. Всякую бумагу
охотники да старатели с собой носят часто: для самокруток, на растопку или для других,
понятных целей. Решив, что дневник особого внимания не привлечет, я просто сунул его на
дно рюкзака… И действительно – шманая рюкзак, никто не обратил внимания на рваную
тетрадку. А вот кулон-ключ Миши мог вызвать нездоровый интерес и поэтому был спрятан
надежнее всего остального, в тайнике гораздо более хитром, чем повязка на ноге. Тайник
этот находился в моем ремне – кармашек с обратной стороны, с прорезью, закрытой
«молнией» и скрытой под узким кожаным клапаном. В общем, если только ремень не
отберут, за кулон можно не опасаться.
Я поймал взгляд пленницы. Она сидела все в той же позе, обхватив себя за колени,
завернувшись в плащ, и недоверчиво смотрела на меня исподлобья.
– Ну? – Зверобой перебрал лежащие на моей куртке вещи. – Кто такой?
– Охотник, – сказал я. – Стасом звать.
Главарь бандитов окинул меня тяжелым, недоверчивым взглядом и, кажется, собрался
задать следующий вопрос, но его перебил Фара:
– Часто в этих местах промышляешь?
– Постоянно. Жир гоню и в поселки окрестные сдаю. То есть меняю – на еду, патроны.
На всякое. Когти еще, ну и на змея вот тоже охочусь…
– А со змеями что делают? – скривился Шутер. – Неужели едят?
– А то! Это ж тебе не выдра, почему б и не есть змея?
– На выдр, значит, охотишься, – повторил Зверобой с неопределенным выражением.
Фара подошел ко мне ближе, пригляделся.
– Нет, я тебя раньше не видел. Давно ты здесь?
– Давно, ага.
– А живешь-то где вообще?
– Нигде конкретно. – Я кивнул на опору. – Иногда вот под ней останавливаюсь, где вы
сейчас. Мою стоянку, можно сказать, заняли. А иногда в болоте ночую. Или в Гниловке той
же.
– Аж до Гниловки ходишь? – заинтересовался Фара. – Это хорошо.
– То есть ты знаешь болота? – уточнил подошедший к нам Кузьма.
– Ха! – я поднял пятерню, показав им растопыренные пальцы. – Как свои пять знаю.
Все тропки здесь переходил-перенюхал.
Зверобой с Фарой переглянулись. По тяжелому лицу бандита ни о чем невозможно было
догадаться. Я впервые видел вблизи и при нормальном освещении убийцу Миши, вчера
сверху лица было особо не разглядеть. Мужик в районе сорока, черная щетина, глаза темные,
лицо – малоподвижное и какое-то серое. И взгляд мрачный, недобрый, причем так он,
кажется, смотрел не только на меня, а на весь окружающий мир.
– А вы куда вообще направляетесь, хлопцы? – заговорил я, оглядываясь. – Смотрю,
форма на вас такая… Хотя не на всех.
– Тебе до нашей формы дела не должно быть, понял? – сразу напрягся Фара.
– Да ладно, ладно. Мне и правда дела нет. Так что, может, вы меня отпустите? И
разойдемся своими тропками-дорожками.
– Много за жир патронов дают? – спросил Зверобой.
– За тот, что из этой дуры вытоплю, – я пнул лежащего под ногами мутанта, – с десяток
для «махновки» получу и еще, может, спичек.
– Не густо.
Я поймал взгляд Рыбы, который вдруг уставился на меня. В прозрачных глазах его что-
то появилось, какое-то чувство… узнавание, что ли? Под ложечкой засосало. Да нет же, не
может он меня узнать! Бандиты не видели непрошеного ночного гостя вблизи, и лиц ав
темноте никак не могли разглядеть. Тогда с чего он вдруг насторожился? Хотя Рыба так
ничего и не сказал – просто глядел на меня, и все.
– Хочешь подзаработать? – прямо спросил Фара.
Зверобой, скривив губы, кинул на него быстрый взгляд – он явно привык сам вести
подобные разговоры.
– Смотря на чем, – ответил я осторожно.
– Нужно провести нас через болото. На другую сторону.
– И зачем?
– Не твое мутантское дело. Сколько возьмешь за такую работу?
Я хитро улыбнулся:
– Хорошим людям за хорошие деньги ничего не жалко. Давайте пятьдесят патронов
двадцатого калибра, половину с дробью, половину обычных. Это мне для «махновки». Если
таких патронов нету, то могу взять рубли, но лучше золотом, чтобы… Ай, ай, ты чего?!
Зверобой стоял передо мной, подняв пистолет, какой-то «Иж», кажется, – трудно
разобрать детали и понять точно, что за модель, когда ствол смотрит прямиком тебе в лоб.
– Поведешь нас через болото. Получишь за это пятьдесят рублей.
Я изобразил разом удивление, обиду и страх:
– Ну, если ты так ведешь разговор… Ладно, проведу за полтинник. Четвертак – авансом.
Слушайте, а выдру эту на жир топить будем? Она ж тоже денег стоит.
– Мы спешим, охотник, – сказал Фара. – Не до выдр нам.
– Вам не до выдр, а мне-то – до выдр, э? Тогда ее компенсировать мне на-а… – Я не
договорил, потому что Зверобой, взмахнув рукой, врезал мне рукоятью пистолета по уху.
Едва не упав, я переступил с ноги на ногу.
И поклялся себе, что убью его собственноручно, причем так, чтобы видеть, как уходит
жизнь из этих темных глаз.
– Не возражать! – процедил бандит. – Выдру – бросить. Тебе за работу пятьдесят. Без
аванса. Завтракаем на ходу. Всё, в путь!
С этими словами он отвернулся от меня. Я стоял с обиженной мордой, держась за ухо,
но ликуя в душе. Вот так, вы у меня на крючке!
Когда Зверобой шагнул к палатке, я поймал взгляд пленной женщины. Внимательный и
настороженный взгляд.