Когда я вернулся, один из часовых спросил меня, где я научился говорить по-румынски.
— В Трансильвании, — ответил я. — В детстве жил там.
Часовые замолчали после этого, а я вскоре уснул. Разбудил меня часовой и подал большую кружку молока, кусок белого хлеба с апельсиновым вареньем. К варенью и хлебу я не притронулся, а молоко выпил залпом и снова уснул.
Утром часовые сменились. Румыны попрощались со мной, пожелав мне скорейшего возвращения домой.
После завтрака нас на грузовике повезли куда-то дальше. Переехали через Дон и остановились на станции Давыдовка. В дорогу нам дали два мешка с продуктами. Один из мешков мы несли сами, чтобы часовой был свободен от ноши. Майор Чатхо и старший лейтенант Эндреди наотрез отказались нести мешок, ссылаясь на свои офицерские звания. Они пристроились к генералу Штомму, который шел на костылях, говорили, что будут помогать ему.
У меня ноги тоже были перебинтованы, однако, несмотря на это, я взвалил себе на плечи мешок с продуктами и зашагал рядом с первым часовым. Ноги сильно болели, но я старался не замечать этого и не отставал.
Когда мы шли мимо железнодорожного состава, какой-то мужчина, шедший нам навстречу, вдруг спросил по-венгерски:
— Вы венгры? Если мне не изменяет зрение, вы капитан Гёргени? Я вас сразу узнал по фотографии, которая была помещена в газете «Правда». А где же ваши генералы?
— Идут сзади, — ответил я. — У генерал-майора Штомма обморожены ноги, и он идет на костылях.
— У вас тоже ноги обморожены, я вижу, как вы ступаете. — Мужчина на миг остановился возле меня и, немного помолчав, продолжил: — Я венгерский эмигрант Золтан Ваш.
Затем Ваш по-русски сказал нашему часовому, что надо подождать, пока подойдут остальные. Когда полей шли наши генералы, Ваш постучал в дверь одного вагона-теплушки. Дверь открыли. Нам помогли залезть в теплый вагон.
Мы расположились на нарах. Золтан Ваш представил нам хозяев вагона: Эрне Гере, Михая Фаркаша и Гезу Кашшаи.
Нас пригласили закусить, но я, попросив извинения, завернулся в полушубок и забился в уголок на нижних нарах. Меня несколько раз будили, звали поесть, но я спал и спал. Даже потерял счет времени. Когда я окончательно проснулся, то не знал, день это или ночь. Единственное, что я понял, так это то, что мы едем. Какой-то человек сидел у железной печки и следил за огнем. Рядом с ним дремал часовой. Большинство «пассажиров» вагона спали. Я спросил, который теперь час. Мне ответили, что сейчас полночь.
Я встал с нар и подсел к печке. У огня сидел мужчина, я подсел к нему. Мужчина рассказал мне, что русский старший лейтенант, который говорит по-венгерски, — это его сын. Мужчина угощал меня различной едой, но мне ничего не понравилось. Часовой дал мне остатки супа и несколько сухарей.
Мы разговорились с Гезой Кашшаи о дальнейшей судьбе разбитой венгерской армии. Я рассказал ему, сколько испытаний пришлось перенести нашим солдатам за восемь месяцев войны, какие большие потери мы понесли.
Я подробно обрисовал наше отступление, рассказал, как нас вводило в заблуждение немецкое командование, как нас ненавидели гитлеровцы, и в частности генерал-лейтенант Зиберт. Чтобы спасти собственную шкуру, гитлеровцы пожертвовали жизнями множества венгерских солдат, и перед нашими командирами немецкое командование всегда ставило невыполнимые задания.
— После разгрома немцев под Москвой уже нельзя было представить, что гитлеровцы могут победить, а теперь, побыв на фронте, я твердо убежден, что гитлеровцы войну проиграли. Только бы Венгрии вовремя удалось выйти из этой войны, — говорил я.
Геза Кашшаи рассказал мне, что Красная Армия окружила и разбила под Сталинградом всю армию Паулюса. Паулюс и весь его штаб сдались в плен.
— Об этом наши генералы говорили нам, но им никто не верил. Однако война, несмотря на огромные потери, протянется еще несколько лет. Пока не будет полностью разгромлена вся германская армия, Гитлера не удастся образумить, — говорил Геза.
Весь этот наш разговор молча слушал майор Чатхо. Когда я замолчал, он сделал мне внушение:
— Эти двадцать — двадцать пять дивизий, которые немцы потеряли сейчас в боях, они пополнят в течение года, а потом увидишь, что будет: они возьмут Москву, Ленинград, Баку.
Не знаю, сколько суток мы ехали в этом вагоне, который для нас топили венгерские эмигранты. На какой-то станции нас пересадили в пассажирский вагон. Всюду, где мы подолгу стояли, нам оказывали медицинскую помощь. Наши часовые каждый день давали нам газету «Правда», и генерал Дешео переводил нам последние новости. Прочитанное убеждало нас в том, что Геза Кашшаи совершенно правильно говорил нам о разгроме немцев под Сталинградом.