В марте по всей стране началась мобилизация. Под призыв попали самые бедные слои населения города и деревни. Богатые хозяева-землевладельцы, как производители сельскохозяйственной продукции, освобождались от призыва вместе с членами семей. Официальная правительственная пропаганда во всеуслышание заявила о том, что правительство позаботится о семьях тех, кто ушел в армию; а после окончания войны награжденные на фронте будут пользоваться преимущественным правом при наделе землей.
Командиром нашего корпуса был назначен полковник Уласло Шоймоши, который до этого был военным атташе в Праге и еще с того времени лично был знаком с немецким военным атташе в Будапеште. Через него полковник пытался достать несколько комплектов топографических карт той местности, куда, по-видимому, направят наш корпус. Однако немецкий атташе никаких карт Шоймоши не дал. Зато мы получили специальное разрешение, отданное начальником генерального штаба, которое по-венгерски звучало очень странно: «Инструкция по разъяснению наших пожеланий к германским союзникам». Но сами союзники наплевали и на наши пожелания и на нашу инструкцию.
До конца марта, когда наш корпус должен был отправиться на фронт, нам удалось провести всего одно штабное учение, которое разыгрывалось, как на фронте. Учение начали по сигналу воздушной тревоги. Командование старалось создать обстановку, приближенную к боевой. Позже мы поняли, что никакого «приближения» тогда не получилось.
Под строгим секретом нас познакомили с опытом кампании 1941 года:
«До конца 1941 года война не смогла потрясти внутриполитического положения Советского Союза. Большевистский режим подорвать не удалось. Иностранная помощь, оказываемая русским, в ближайшее время не сыграет никакой роли в укреплении сопротивляемости Красной Армии».
Этот документ был критикой в адрес тех, кто все же надеялся на «блицкриг», полагая, что немецкая армия хорошо «потрепала» русских и, прежде чем русские получат помощь извне, Гитлер достигнет своей цели.
В другом документе говорилось, что Германия напала на Советский Союз, чтобы предотвратить нападение Советского Союза на Германию, что, начав войну, германские моторизованные полчища не встретили перед собой сплошного фронта сопротивления, хотя советская пехота оказывает упорное противодействие.
С июля по декабрь 1941 года наш подвижный корпус значительно потрепали в боях. Корпус потерял двести офицеров и четыре с половиной тысячи рядовых, что составило десять процентов живой силы. Не радовали душу и известия о настроениях солдат.
Стало известно, что некоторых солдат, возвратившихся на родину после прохождения карантина, демобилизовали. По другим версиям, генштаб опасался, что солдаты, побывавшие на Восточном фронте, настолько «заразились вредными большевистскими идеями», что перед отправкой на родину их следует прежде всего разоружить, чтобы, попав домой, они не устраивали там беспорядков.
В начале апреля командование корпусом принял новый командир — генерал-лейтенант Доманицки. Все внимание теперь было сосредоточено на подготовке к отправке на фронт. Новый командир корпуса принес кое-какие «новые идеи». В первую очередь Доманицки приказал своему адъютанту, чтобы интенданты закупили по крайней мере два десятка ватерклозетов и нашли людей, которые были бы в состоянии установить их на фронте…
12 апреля 1942 года корпус начал грузиться в эшелон. Несколько вагонов пошло под погрузку продовольствия на четыре недели. С собой брали даже живой скот. Первыми приступили к погрузке зенитчики. Штаб корпуса начал погрузку после обеда. На это отводился один час, что было явно недостаточно. Как бы там ни было, с опозданием на несколько часов мы все же тронулись в путь.
3
Со смешанным чувством сидел я в купе поезда, вслушиваясь в равномерный перестук колес. За окном мелькали новые места, пейзаж все время менялся. Уже тогда, сидя в вагоне, мы чувствовали, что мчимся навстречу новым и, может, трагическим событиям.
Перед вечером эшелон Прибыл в Эршекуйвар. Цыганская музыка, марш Ракоци, первый «контакт» с немцами. Дежурный офицер по станции предупредил меня, чтобы я был осторожен с представителем немецкой железнодорожной комендатуры. Потом он рассказал, что немцы исчисляют длину эшелонов не количеством вагонов, не количеством осей вагонов, а мерной лентой и что первый наш эшелон они уже укоротили, приказав отцепить два десятитонных вагона. Хорошо, если их удастся прицепить к нашему эшелону. По крайней мере, он это постарается сделать.