Когда мы пересекли венгерскую границу, увидели паровоз и поездную бригаду. К начальнику эшелона явился лейтенант словацкой армии и отрекомендовался офицером связи, которому поручено сопровождать наш эшелон при следовании по словацкой территории.
Погода была скверной, под утро наш эшелон прибыл в Бохумин-Одерберг. Здесь выяснилось, что мы отправимся либо ночью, либо в полдень следующего дня, поскольку наш дальнейший маршрут пока не известен.
Дальше нас везла польская поездная бригада, а 16 числа мы проснулись уже в Варшаве. Война всюду оставила свои следы. Похоже, что немцы не были заинтересованы в восстановлении польских магистралей. Полуразрушенное здание станции. На путях мусор, навоз, обрывки бумаги. Воздух смрадный. Женщины расчищали пути под охраной вооруженных немецких солдат. Одежда на женщинах самая пестрая: кто в простом платье, кто в вечернем, кто в спортивном костюме, а кто в сильно поношенной, грязной одежде. Такое пестрое зрелище сразу же привлекло наше внимание.
Нам раздали завтрак, и тут ко мне обратилась молодая женщина с исхудавшим красивым лицом:
— Господин офицер… хлеба… хлеба…
Просили хлеба и другие женщины. Мы отдавали хлеб тем, кто оказывался к нам поближе. Охрана криками отгоняла женщин. Один из охранников выбил у какой-то женщины хлеб из рук, он упал прямо в грязь, но она быстро схватила его и спрятала под одеждой. Можно было только догадываться, как и в каких условиях живут эти несчастные, если они бросались за куском хлеба в грязь.
По пути в Брест мы видели вдоль железнодорожной линии убежища и окопы, в которых сидели солдаты. Эти сооружения были подготовлены для круговой обороны.
Миновав Гомель, наш эшелон следовал через Брянские леса, которые занимали такую большую территорию, что на ней могло бы уместиться небольшое государство. Из окон вагона мы видели маленькие деревянные домики, похожие на дачки. Они казались нежилыми. Лишь из некоторых труб к небу поднимались струйки дыма. О том, что в Брянских лесах действуют русские партизаны, мы уже знали, об этом часто говорило московское радио. Однако мы, к счастью, еще не встречались с ними: эшелон наш даже не обстреливали. Только один раз мы увидели советский самолет, который летел параллельно железнодорожному полотну, но вскоре и он исчез.
И вот наконец Брянск. Время шло, а мы почему-то не трогались дальше. Наконец к эшелону подошел офицер из немецкой железнодорожной охраны и объяснил, что нас не отправят до тех пор, пока команда, обеспечивающая безопасность движения, не доложит, что путь свободен. Сразу стало ясно, что брянские партизаны не дремлют.
После долгих ожиданий двинулись дальше. Утро было ясное, солнечное, и мы увидели еще один советский самолет. Он летел справа от нас. Наши зенитки молчали, они все равно не смогли бы достать его. Ничто не нарушало мирной картины. Самолет исчез, снова появился, и все. К вечеру мы прибыли на станцию Орел. Вокзала не было. Груда развалин лежала перед нами. На путях сожженные, исковерканные вагоны. Чувствовалось, что совсем недавно на железнодорожную станцию был совершен воздушный налет. Немецкие солдаты пытались как-то наладить движение. Временами откуда-то со стороны слышался грохот артиллерии; по звуку мы определяли, где стреляют. Эшелон подали под разгрузку.
Так вот она, Россия. У нас в Венгрии стояла весна, в Сомбатхее, наверное, уже появились первые листья. Здесь не было даже признаков весны. Холодно, лужи, грязь. Через несколько минут началась дорога получше. Снова мы услышали грохот артиллерийской канонады. На столбе вдруг увидели табличку с надписью на немецком языке: «Пункт сбора солдат разбитого 383-го артиллерийского полка — Орел, городская комендатура». А чуть пониже другая надпись: «Пункт сбора солдат разбитой 268-й пехотной дивизии…» Значит, совсем недавно здесь шли бои, в которых наших «друзей» как следует пощипали.
Свернув налево, проехали сотню метров, и тут регулировщик сообщил, что мы прибыли в отведенный нам район. Несколько длинных деревянных бараков, а по другую сторону от дороги — сожженные кирпичные здания без крыш. Мои солдаты расположились в бараках. Чуть в стороне — штаб корпуса с оперативным отделом.
Корпусной инженер полковник Шиклоши выслушал мой доклад, и мы пошли в немецкую комендатуру. Офицер-переводчик провел нас в помещение для офицеров. Немцы угостили нас жиденьким кофе и печеньем. Тут же нам сообщили, что для саперов организованы краткосрочные курсы, на которых наши саперы будут изучать немецкие взрывные вещества и средства подрыва. Одновременно нам сказали, что все дороги вокруг перекрыты и без особого разрешения командующего армией никто никуда не проедет. Дороги так развезло, что придется ждать, пока они хоть немного подсохнут. Нас «успокоили», сказав, что по ночам русские довольно часто совершают налеты, бомбят, поэтому офицерам не рекомендуется покидать казармы, а солдатам это строго-настрого запрещено.