И именно поэтому он сейчас шел к филитам.
Десантный отсек на "Всемилостивейшем" по уровню комфорта мало отличался от того помещения для рабов-кронтов, в котором их держали во время полета на Тэкэрэо. Те же спальные ячейки, может, разве что, чуть просторнее, чуть удобнее и с большей по размеру секцией для личных вещей. Те же общие умывальни с душевыми кабинками и индивидуальными санузлами, маленькая прачечная самообслуживания и бытовой отсек, представлявший собой одни лишь голые стены. Основным отличием был небольшой спортзал с незнакомыми тренажерами и развлекательный мини-центр с несколькими широкоэкранными телевизорами в звукоизолированных кабинках и многоканальным музыкальным центром с прикрепленными к нему двумя десятками наушников. Впрочем, ни музыкой, ни фильмами их пока не снабдили.
Помимо спальных ячеек, сгруппированных в трех больших помещениях анфиладой, в отсеке находилось еще двенадцать крошечных двухместных кают для офицерского состава. Одну заняли Даксель и Дауге, и дверь в нее практически всегда стояла нараспашку, остальные были распределены по жребию между постоянными парами. Эргемар с Терией вытянули пустышку, но особенно по этому поводу не страдали. В спальных ячейках, рассчитанных на рослых кээн, хватало места и для двоих, да и возможностей для уединения было более чем достаточно.
В отсеке, предназначенном для перевозки трех с лишним сотен солдат, разместились сорок девять филитов. Пятидесятый, Горн, до сих пор находился в корабельном лазарете. На гвардейской базе его, буквально, вытянули с того света и немного подлатали, но до полного выздоровления было еще очень далеко. Как говорили здешние врачи, встать с постели он сможет только на Филлине. Здесь бы, конечно, очень помог регенерационный аппарат типа того, на котором срастили сломанную ногу Эргемару, но, как объяснили ему еще в госпитале на Тэкэрэо, такие аппараты предназначались для лечения кээн, а специальной программы для филита у докторов просто не было. Горну даже почти не давали никаких лекарств, опасаясь неблагоприятной реакции на незнакомые вещества.
По крайней мере, Горн никогда не оставался один. Возле него постоянно находился кто-то из филитов, а Млиско, не доверяя сознательности масс, составил график дежурств. Впрочем, Эргемар и Териа часто приходили к Горну и в "неурочное" время. Как иногда казалось Эргемару, Терии было немного стыдно за свое первоначальное отношение к Горну как к "бунтовщику" и "республиканцу". А может, ей просто хотелось лишний раз пообщаться с соотечественником.
Так или иначе, в этот день, третий день их полета, Эргемар с Терией провели в лазарете все условное "утро" по корабельному времени, общаясь с Горном. Вчера у кээн был какой-то большой праздник, поэтому некоторые медики просто не явились на работу, а остальные имели немного помятый вид и не слишком интересовались своим единственным пациентом.
Сдав "дежурство" Тухину, Эргемар с Терией отправились обратно. Они уже хорошо ориентировались в корабельных коридорах и не боялись заблудиться. К тому же, Териа, никогда не упускавшая возможности попрактиковаться, уже неплохо разговаривала на имперском языке, а глядя на нее, даже Эргемар, у которого иностранные языки были не самым сильным местом, начал делать некоторые успехи.
Возле входа в свой отсек они повстречали Боорка, который, похоже, собирался туда же, куда и они.
- Саораэми! - поздоровался на имперском языке Эргемар.
В очень церемонной и формализованной речи пришельцев это приветствие было уместно при встрече знакомых друг с другом людей, занимающих примерно равное положение и общающихся достаточно свободно, но соблюдающих определенную дистанцию.
- Саора, Драи-ден! Саора, Териа, - откликнулся Боорк, упомянув менее формальное приветствие.
Друзья же и родственники при встрече говорили друг другу просто "Сао!" .
Боорк тоже пытался немного освоить баргандский, но получалось у него пока не очень хорошо. Наибольшие проблемы, при этом, у него возникали с ударениями, из-за чего ему никак не удавались имена новых друзей. Имя Драйдена он обязательно словно делил на части, четко отделяя один слог от другого, а Терию через раз вообще называл с ударением на "и".