Выбрать главу

— Где это видано, чтобы смотрящий или положенец выступали в открытую против начальника ИТУ?

— В том-то и дело, что он поступает вопреки всем сложившимся правилам. Его надо хорошенько вразумить и поставить на место.

— Ну, арсенал для этого у нас богатый. Можем посадить его в ШИЗО, ПКТ, дополнительный срок подвесить за какой-то прошлый грех, который вдруг обнаружился. В конце концов, можем опозорить.

— Каким способом?

— Теперь это делается запросто, раз плюнуть. Проверим, не носил ли в детстве пионерский галстук, не состоял ли в юности в гитлерюгенде…

— Ты о чем это, Николай Алексеевич? — изумился Черносливов.

— Телевизор надо смотреть, дорогой Владимир Витальевич, чтобы не задавать глупых вопросов.

— Слушай, ты дурака не валяй. При чем тут гитлерюгенд, какое он имеет отношение к Дикому?

— Тогда просвещу тебя. В день празднования восьмидесятилетия комсомола в программе «Время» Валерия Новодворская авторитетно пробасила, что комсомол нашей страны был не чем иным, как гитлерюгендом.

— Нашел тоже авторитет! Ну, выскочила бешеная свинья из свинарника и визжит. Другое дело, что ей позволяют визжать на всю страну. Ведь за восемьдесят лет через комсомол прошли миллионы людей, и ты и я в том числе. А теперь какой-то сумасшедшей дают публичную возможности оскорблять весь народ.

— Она не оригинальна в этом. Можно сказать, эта хрюша пошла по стопам нашего президента, который как-то назвал коммунистов фашистами. Выходит, семнадцать миллионов членов КПСС — все фашисты? И кто он сам, сделавший партийную карьеру и большую часть жизни состоявший в партии?

— Если кто и был среди коммунистов фашистами, так те, кто ее предал, едва началась перестройка и подули заморские ветры. Так, все, о политике ни слова. Перейдем к Дикому. Ты допускаешь, что у него в прошлом есть какие-то не известные органам грешки?

— А чем черт не шутит? Если хорошо покопаться, без сомнения, компромат отыщется, — убежденно сказал Страхов.

— А если нет?

— Можно этапировать его в другую колонию, где правит свой положенец. Пускай они там передерутся между собой. Можно собрать материал и посадить его в ПКТ месяцев на шесть.

— Вот это, пожалуй, самое подходящее. Собери на него материал, чтобы можно было упрятать его в ПКТ на полгода.

— Без проблем, у меня на него столько собрано компры — ее вполне хватит, чтобы его из ПКТ вообще не выпускать.

— Этого не требуется. Думаю, хватит шести месяцев, чтобы Дикий понял, что здесь может и должен быть только один хозяин — это я. На то, что он положенец, было мое молчаливое согласие. Если же положенец начинает беситься, я его постараюсь вылечить. Мы не можем позволить, чтобы зеки сели нам на голову.

На другой день Дикий был помещен на шесть месяцев в ПКТ. Сидя в камере, он недоумевал: «За что меня посадили? Ну, пил водку, дал под задницу ногой одному пидору, так что же здесь такого?»

Прозрение придет позже, когда он поумнеет и поймет, что, какой бы сильной ни была организованная преступность, маховик государственной машины сможет всегда смолоть ее в муку. Если же в настоящее время государственная машина в борьбе с преступностью пробуксовывает, то не потому, что она поизносилась, а потому, что чиновники, приводящие ее в движение, большей частью коррумпированы. Президент же не спешит посадить их туда, где должны находиться преступники.

Нерасторопность президента в борьбе с коррупцией вполне объяснима и не может быть подвергнута осуждению. Если он большую часть года болеет, то почему он должен думать об издании Указа о борьбе с коррупцией? Больной человек прежде всего должен лечиться. Так что, Борис Николаевич, лечитесь, и побоку проблемы государства. Ведь если уйти на заслуженный отдых и лечиться, то президентской зарплаты не видать. Так поступали бывшие члены ЦК КПСС, но почему так не может поступить бывший кандидат в члены ЦК КПСС? Эта истина дошла до беспартийного писателя. Почему же Зюганов и его партия не могут ее понять и не оставят вас в покое… до двухтысячного года?..

Глава четырнадцатая
Откровенный разговор

Соблазны вынуждают многих из нас

совершать греховные поступки, обрекать

себя на одиночество, презрение других

и муки совести. Тогда как, может быть,

нет ничего проще, чем жить по заповедям,