— Ваша взяла, хозяин! Я вас, Владимир Витальевич, прошу только об одном.
— О чем?
— Не требуйте от меня большего, чем то, что мне позволяет мое положение.
— Я тебя не собираюсь вербовать в ряды наших агентов. Их у нас тут и без тебя несколько сот человек. Я хочу, чтобы ты добросовестно выполнял свои обязанности положенца. На твоей ответственности внутренний распорядок, быт зеков. Они должны быть управляемы и иметь в твоем лице одного пастуха. Ты не должен допускать в зоне драк, побегов, убийств, беспорядков и хулиганства. Я понимаю, что не в твоих силах запретить в зоне разные азартные игры, наркоманию, издевательства сильных над слабыми. С этим контингентом мы сами разберемся. И напоследок вот что. О нашем разговоре должны знать только мы с тобой.
— А компра против меня у кого будет храниться?
— В моем служебном сейфе.
— А кто-нибудь другой ее не позычит?
— Исключено!
После ухода Черносливова Дикий задумался: «Каков все же удав! Опередил меня на один день, нанеся упреждающий удар, так и не дав мне возможности устроить в хате бардак. Придется перестраиваться. Верно люди говорят: против лома нет приема. Только себе дороже».
Не стану на вас обижаться, счеты сводить.
Я просто забуду, что вы были, перестану любить.
Влас был переведен на облегченный режим содержания и решил незамедлительно воспользоваться одной из появившихся в его распоряжении льгот — попросить внеочередное свидание со своей семьей. Разрешение он получил. В письме домой он попросил Лалинэ детей с матерью оставить дома. У него с Лалинэ предстоял долгий, серьезный разговор.
Для любого зека свидание с близкими — праздник. Правда, многие его испохабили, превратив во встречи с проститутками, выдающими себя за невест, сожительницами. Те доставляют в зону наркотики, спиртное, деньги и многое другое, запрещенное в колонии.
Влас не относился к категории тех зеков, которые злоупотребляют доверием администрации, поэтому свидания ему разрешали охотно.
Лалинэ привезла передачу и Камботу, который доводился ей двоюродным братом. У людей Кавказа родственные связи очень крепки, у них троюродный племянник тещи считается родней.
Оставшись вдвоем в комнате для свиданий, Влас и Лалинэ бросились друг другу в объятия, словно стараясь убедиться, что происходящее не сон, а реальность.
Наконец Лалинэ, оторвавшись от Власа, предложила:
— Славик, давай я тебя покормлю. Я привезла много вкусных вещей. — И она направилась к двум объемистым сумкам, чтобы угостить мужа привезенными деликатесами.
— Ты у меня, Лалинэ, вроде бы уже взрослая, мать двоих детей, а рассуждаешь как ребенок, — озорно играя глазами, с улыбкой на лице заметил Влас.
— Почему ты так считаешь? — удивилась она с напускной наивностью.
— Потому что больше всего на свете мне сейчас нужна ты сама, а все остальное подождет.
— А я думала, что ты еще не успел по мне соскучиться, — улыбнулась Лалинэ.
Влас помог жене освободиться от одежды, при этом и сам быстро разделся. Всю ту мужскую силу, которая месяцами в нем копилась, он постарался отдать любимой женщине, разделившей с ним его горе и радости.
Лалинэ то крепко обнимала Власа, то нежно поглаживала его тело. С губ женщины слетали слова любви. Все говорило Власу, что жена, как и он, на вершине блаженства. Ему хотелось, чтобы она наслаждалась его любовью, словно прекрасной музыкой.
Весь первый день и всю ночь Влас и Лалинэ полностью посвятили друг другу, как молодожены…
Утром, проснувшись, как всегда, в шесть утра, Влас с нежностью рассматривал спящую жену и с тревогой думал о предстоящем разговоре.
Рука Лалинэ коснулась его живота.
— Ты почему так тяжко вздыхаешь? — вдруг спросила она, не открывая глаз.
— Тебе, моя горная козочка, это просто показалось, — попытался он ее обмануть.
— Сказки будешь мне рассказывать на ночь. А утром я им не верю. Думаешь, если мы с тобой редко встречаемся, я тебя не изучила? Ошибаешься. Я твою боль сердцем чувствую. Ну, что тут у тебя случилось?
— Ты в тот раз от меня не забеременела? — попытался он увести разговор.