— Месяца три назад.
— Как он там?
— Сам знаешь, какая там жизнь. Здоровье сильно сдало, совсем его не узнать.
— Язва желудка замучила?
— Дальше некуда, совсем доконала, — подтвердила Лалинэ.
— Сколько же он уже оттянул?
— Четырнадцать лет.
— До хрена, и еще придется сидеть там черт знает сколько.
— Я беседовала с начальником колонии о возможности для брата условно-досрочного освобождения. Он сказал, что этот вопрос может быть рассмотрен, только когда Кушбий отсидит не менее двадцати пяти лет.
— Выходит, гнить ему там еще одиннадцать лет?
— Получается так, но я боюсь, с его здоровьем такой срок ему не выдержать, умрет.
— Безрадостная перспектива. Но у него есть один шанс освободиться.
— Каким образом?
— На законном основании, через дверь.
— И как же это может у него получиться?
— Я тут со многими умниками беседовал насчет твоего брата. И почти все считают, что он может освободиться с помощью врачей, если они дадут заключение, что он болен неизлечимой болезнью.
— А разве есть такой закон?
— Есть, но не на всех он распространяется.
— А на кого же?
— Кто действительно болен неизлечимой болезнью и у кого есть приличные бабки. Чтобы врачи зашевелились, придется позолотить им ручки.
— Сколько же им надо дать?
— Точно я их таксу не знаю, но, думаю, тысяч двести придется отстегнуть.
— И ты согласен пойти на такие расходы?
— Он же твой брат, а мой друг по несчастью. Кроме того, не забывай, что с его благословения мы с тобой поженились.
Для Лалинэ Кушбий был как отец, которого она боготворила. Идея мужа вселила в нее надежду, что брата удастся вызволить. Ради этого она готова была простить мужу его грех.
— И когда же это возможно будет сделать?
— Да в любое время, но для разговора с лепилами нужен толковый мужик.
— А я что, для этой роли не подхожу?
— Конечно, нет. Ты неопытна и, если сделка с врачами у тебя не получится, можешь попасть в тюрьму. Этим я займусь сам, как только выйду отсюда.
— А тебя самого за взятку не посадят?
— Если уж меня менты залакшают, автоматически к новому сроку добавят старый, неотбытый срок, к тому же могут конфисковать все имущество. Правда, и я не лыком шит, кое-что придумал, но об этом поговорим, когда я освобожусь.
— Ты у меня не такой, как все, поэтому я люблю тебя так, что самой страшно. Даже прощаю тебе твою шалость. Ты Ирину действительно не любишь?
— Я же тебе уже сказал — не люблю, но они с дочкой нуждаются в моей поддержке.
— Ты меня с ней познакомишь?
— Конечно, познакомлю, но когда ты остынешь для встречи с ней.
— А она готова к знакомству со мной?
— Безусловно!
— Выходит, ты считаешь ее благороднее меня?
— Пойми, Лалинэ, ты более сильный и приспособленный к жизни человек. Если ты сорвешься и обрушишь на нее свою ярость, она этого может не вынести. Для нее и пятьдесят граммов спиртного могут стать смертельной дозой. Мы же с тобой раньше почти литр водки выпивали — и ничего, обходилось. Ей бы не в миру жить, а уйти в монастырь…
— Так когда ты у нее наши деньги заберешь?
— Освобожусь, приеду домой и только оттуда отправлюсь к ней за деньгами.
— Почему не сразу, зачем ездить туда-сюда?
— Пойми, все авторитеты колонии знают, сколько я заработал на побеге Умника. И я не исключаю, что, как только освобожусь, урки устроят за мной охоту.
— Тебе с горы видней, — согласилась Лалинэ.
Лалинэ расставалась с мужем в приподнятом настроении. Влас вселил в нее надежду на свое скорое освобождение, пообещал вызволить брата. Наконец-то она сможет жить настоящей семейной жизнью!
Тупицы по простоте своей делают
людям столько зла, что многие
подлецы рядом с ними кажутся ангелами.
Третьего ноября в ИТУ приехали члены выездного районного суда — судья, секретарь, два заседателя, старший помощник районного прокурора.
Несмотря на то что новые российские демократы осудили Октябрьскую революцию, тем не менее день седьмого ноября остался праздничным.
По традиции к этому празднику разные ведомства приурочивают мероприятия всероссийского масштаба. Например, амнистии или массовые условно-досрочные освобождения.
Выездной суд расположился в красном уголке. Судья Владимир Федорович Захаров, молодой человек двадцати восьми лет, впервые посетивший ИТУ, чувствовал всю важность порученного ему дела. Кроме членов суда, здесь присутствовали начальники отрядов, чьи подопечные выдвигались на УДО, и начальник учреждения Черносливов. Заключенные заходили в комнату по одному, каждое дело рассматривалось отдельно.