— Жадность фраера губит, — сердито заметил Тюлень. — А Рашит крепко сел или может выкрутиться?
— Никуда ему от Некрасова не деться.
— Почему вы так считаете?
— У Некрасова достаточно доказательств, чтобы осудить Усманова.
— Он раскололся?
— Да, сказал Некрасову, что ты помог ему организовать встречу с киллером. Так что жди на днях приглашение к следователю в кабинет. Допросят в качестве свидетеля.
— Почему он будет меня допрашивать в качестве свидетеля, а не подозреваемого?
— Некрасов знает, что ты за птица, и считает, что для привлечения тебя в качестве подозреваемого, а тем более обвиняемого, у него доказательств маловато. Я думаю, у тебя ума хватит, чтобы не признаться в сговоре с Усмановым.
— Я не дурнее тебя и сумею себя защитить, — парировал Тюлень, почувствовав в голосе Сутулой пренебрежение и переходя с ней на ты.
— Ну вот, уже начал на меня обижаться. Значит, нам пришла пора расставаться.
— Больше мне ничего интересного не желаешь сообщить?
— Пока нет.
— Если что важное узнаешь, позвони мне, — вручая Метельской визитку, попросил Тюлень.
— Если что путевое разнюхаю, сразу сообщу, — успокоила его Сутулая, явно не собираясь покидать автомобиль.
Тюлень спохватился, достал из нагрудного кармана рубашки две банкноты по сто долларов и отдал адвокату.
Положив деньги в портфель, Метельская вспомнила, что она спешит. На прощание она посоветовала своему собеседнику:
— Ты, Боря, не ленись, почаще беспокой меня своими проблемами. Мы от таких встреч оба имеем выгоду.
— Вы, Ганна Тарасовна, хотите меня разорить!
— Не прибедняйся, дорогой, я знаю, какими бабками ты стал теперь ворочать.
— И какими же?
— Сообщу при следующей встрече. — Она захлопнула дверцу и улыбнулась с добродушием человека, которого ничем уже нельзя удивить.
На другой день Тюленя вызвали в районную прокуратуру, где его не только допросили, но и устроили очную ставку с Усмановым. Усманов показал, что именно Бескоровайный нашел ему киллера. Но Тюлень это категорически опроверг.
Когда оба немного успокоились, Некрасов поинтересовался:
— У вас есть вопросы друг к другу?
Рашит отрицательно покачал головой, а Тюлень решил воспользоваться предоставившейся ему возможностью «изобличить» Усманова.
— Я имею к Усманову несколько вопросов.
— Задавайте! — разрешил ему Некрасов; мысленно он уже поставил на Бескоровайном крест.
— Если я нашел киллера, как утверждает Усманов, то я, как заинтересованное лицо, присутствовал на твоем сговоре с киллером или нет?
— Нет, не присутствовал, — ответил Усманов.
— Если я тебя познакомил с киллером, то ты мне за это платил деньги?
— Нет, я тебе за оказанную услугу денег не платил.
— Я четыре раза был под судом, я знаю, что значит — найти кому-то киллера. Пускай Усманов мне ответит: какую выгоду для себя я имел от его сговора с киллером?
— Ты мне оказал просто дружескую услугу, — откровенно признался Усманов.
— В гробу я видел таких друзей, как ты!.. — не сдержался Тюлень.
— Все, я очную ставку прекращаю, — заявил Некрасов. После очной ставки с Усмановым следователь больше Тюленя не беспокоил и в прокуратуру не вызывал.
Обрадовавшись, что грозовая туча над ним прошла, Тюлень решил отыграться на Сухаре. Но сначала он нашел Копченого и обо всем ему рассказал.
— Мне пришлось купить одного фраера из ментовки, чтобы через него разузнать, какой компрой на меня они располагают, — усложняя свое положение, приврал Тюлень. — Меня вызывал в прокуратуру сапог, допрашивал, провел очную ставку с Усмановым, пытался меня расколоть, но не на того напал! Я тебе к чему все это говорю? На хрена нам такие пироги? Мы с тобой дали Сухарю толкового, платежеспособного клиента. Сами от сделки навар не получили, хотя оказали добрую услугу. Если бы киллер действовал в пределах своего задания, то никакого конфликта между нами и Сухарем не возникло бы, верно? Но его человек вышел за рамки. За такое лихачество, за причиненный мне моральный вред профсоюз киллеров должен мне уплатить неустойку, или мы их бригадира уничтожим, а его дом пустим в распыл. Ты как, мою идею поддерживаешь?