Скотт ужасно раздражал меня с тех пор, как родился Элай. Я позволила ему поспать на стуле в последнюю ночь в больнице только потому, что он вбил эту идею в голову Люси. Он воспользовался возможностью, был милым, постоянно спрашивая, нужно ли мне то или это. Я не повелась на его показную услужливость. Эй, я была всего лишь человеком, и иногда мне хотелось ласки. Но нет, я не собиралась принимать его обратно. Я просто поняла, что все еще могла испытывать чувства.
Его семья тоже сводила меня с ума. В больнице я только и слышал от них:
— Вы, ребята, одна семья, вам нужно быть вместе.
Так же они не упускали случая сказать:
— Скотт так редко видит Люси. То же самое будет и с Элаем.
И неважно, что это была вина Скотта, а не моя. Конечно, они не преминули сказать:
— Все совершают ошибки. Вам нужно начать все с чистого листа.
Семья это. Семья то. Они считали, что я должна простить его и жить дальше, но я не могла. Моя семья стопроцентно была на моей стороне, когда дело касалось Скотта. Они не хотели, чтобы я была с ним. Может, это и жестоко, но им было плевать если бы он исчез и жизни моих детей. Подруга Оливии забеременела в старших классах, и я помню, как родители убеждали ее дать отцу ребенка еще один шанс после того, как он ей изменил. Прошли годы, у нее появилось еще больше детей, и он снова изменил ей. Не всем повезло иметь таких родителей, как мои, они были готовы помочь, хотели помочь, и я могла с полной уверенностью сказать, что они заботились о моем счастье.
Они верили, что я могу добиться большего. Я провела много лет со Скоттом, думая, что они ошибаются, пока он не доказал, насколько они правы. Неужели я хотела жить с человеком, которому не могу доверять, только чтобы угодить его семье?
Нет!
Слава богу, мне не приходилось часто с ними встречаться. Они были горазды критиковать, но никто из них не спешил прийти на помощь, даже когда мы со Скоттом были вместе. Мне пришлось смириться с тем, что они всегда будут критиковать меня.
— Боже, благослови Америку. — Я подняла голову и увидела, как Люси шлепает себя ладонью по лбу. — Почему малыш всегда голодный?
Я посмотрела вниз, на Элая прижимавшегося к моей правой груди, посасывая ее.
— Я думала, мы будем играть в пони? — спросила я.
Она драматично всплеснула руками.
— Он напомнил, как ранее урчал мой животик.
Я не смогла удержаться от смеха.
— Что ты хочешь съесть?
— Можно, что-то кроме пиццы?
Люси знала, что в нашем доме есть только две вещи — пицца и дешевые закуски. Но это ненадолго. Скоро я куплю столько всего, что наш холодильник будет забит всеми ее любимыми блюдами.
— Хочешь пойти к бабуле?
— Да!
— Вот. Позвони и скажи, чтобы она приготовила нам поесть, мы собираемся к ним в гости.
Я взяла с журнального столика мобильный, набрала мамин номер и передала его Люси.
Моя дочь обводила моих родителей вокруг пальца лучше, чем я когда-либо могла. Через тридцать минут мы выходили за дверь — столько времени ушло на то, чтобы подготовить Люси и Элая, не говоря уже о себе. Мой выбор пал на джинсы, которые не надевала с тех пор, как забеременела, и футболке слишком плотно облегающей мою налитую грудь. Боже, благослови Америку — эти малыши были огромными даже в бюстгальтере для кормления. С нетерпением жду, когда моя грудь вернется к нормальному размеру… Если она, конечно, вернётся к нормальному размеру. Останется ли моя грудь такой же упругой как раньше? Раньше у меня была нормальная грудь, но я не чувствовала себя уверенно. После рождения Элая моя грудь стала огромной.
Стоп.
Неважно, что стало с моей некогда идеальной грудью. У меня есть Элай и Люси — они того стоили. Даже если моя грудь больше никогда не будет привлекать парней.
Неся Элая в автокресле, я следила за тем, чтобы Люси шла впереди меня, а не рядом, чтобы никто из нас не споткнулся на лестнице.
— Хорошо выглядишь, мамочка, — крикнул один из молодых парней, когда мы преодолевали последнюю ступеньку. Ему было не больше четырнадцати, но это не мешало ему улюлюкать и кричать при каждом моем появлении. Он пялился на мою грудь. — Вау, очень здорово.
— Разве ты не должен быть в школе? — спросила я.