Он нахмурился, глядя на… Я проследила за его взглядом до своей груди.
— Твои сиськи протекают! — закричала Люси, оповещая об этом весь мир.
— Боже, благослови Америку! — пробормотала я.
Молоко просочилось сквозь прокладки и бюстгальтер на мою одежду.
Я посмотрела в верх и увидела, что его глаза расширились.
— О, это… — Он замолчал и указал рукой на мою грудь. — Это нормально? Так и должно быть?
Он выглядел изумленным. Можно подумать, я сказала ему, что побывала в космосе.
— Это происходит каждый раз, когда малыш плачет.
Почему моя дочь почувствовала необходимость рассказать кому-то об этом? Она была слишком болтлива!
— Это нормально, когда ребенок плачет или сыт. Но скоро это должно прекратиться, — быстро добавила я к словам Люси, тело напряглось, а по щекам разлилось тепло. — Разве нормально, что взрослые мужчины задают такие странные вопросы? Ты из тех, кого оскорбляет вид женщины, кормящей грудью на публике?
— Что? — Его взгляд переместился с моей груди на голову Элая, затем вверх на мое лицо. Элайджа отстранился. Должно быть, он заметил мое смущение. — Нет. Черт. Вау. Я всегда выставляю себя… дерьмо! — Он снова уставился на мою грудь, отведя взгляд сказал: — Извини.
— Все в порядке! — сказала я и закрыла глаза, пытаясь избежать смущение, которое мы оба испытывали. Я вздохнула и перевела взгляд на Элайджи. — Знаю, что это странно для людей, у которых нет детей, особенно для парней… — Он медленно поднял глаза. Теперь уже я отвела взгляд. — У нас все хорошо, понимаешь? Инцидент с чипсами забыт. Тебе больше не обязательно баловать ее.
Я жестом указала на пакет и продолжила поглаживать спину Элая.
— Все в порядке?
Его глаза метнулись к Люси в поисках подтверждения.
— Я готова получать чипсы каждую неделю, — заявила она.
Я прикусила щеку изнутри, чтобы не улыбнуться. Я была готова поправить ее, когда он ответил с ухмылкой.
— Ты беспощадна, малышка. Сколько недель мне придется это делать, прежде чем заслужу твое прощение?
— Пять! — Она вытянула пять пальцев и направила их к нему. — И я не малышка. Меня зовут Люси. Повторяй за мной. Лю-си. Люси!
— Я перестану называть тебя малышкой, когда ты перестанешь называть меня демонопоклонником.
Люси закатила глаза.
— Я знаю, что тебя зовут Элайджа.
— Ладно, решено, — сказал он. — Люси.
Она хихикнула, и он взглянул на меня. Я сразу перестала улыбаться.
— Нам нужно поторопиться, — сказала я Люси, чтобы Элайджа знал. — Я опаздываю на работу.
Он отступил ещё на шаг, пригвоздив меня к месту взглядом, который я никак не могла расшифровать. Я считала его грубияном, но теперь он снова стал для меня загадкой. Я не могла ему нравиться. Это очевидно. Единственное, что я могла предположить, — это угрызения совести.
Я обошла открытую дверь своей машины и положила Элая в автокресло. Он издал глубокий вздох.
— Иди сюда, Люси.
Элайджа все еще стоял и смотрел на нас, когда я взяла ее за руку и повела вокруг машины.
— Не забудь о моих чипсах, — сказала она ему.
— Не забуду. — Его голос был слегка задумчивым. Пристегнув ее, я закрыла дверь и снова обошла вокруг. — Ладно, до встречи.
Он вскинул руку.
Я судорожно сжимала руки, но в конце концов подняла и помахала.
— Ладно. Пока.
— Увидимся.
Увидимся.
Ему нужно перестать так говорить.
Глава одиннадцатая
Элайджа
На ней это выглядело неестественно. Я рассеянно потер подбородок, разглядывая картину в раме, которую недавно повесил в салоне. Рисунок был без цвета, за исключением красных капель, стекающих изо рта и подбородка рогатого демона, когда он пировал обнаженной женщиной, из сосков которой сочилась жидкость. Я нарисовал его склоненным над женщиной. Больше на рисунке ничего не было, окружающий пейзаж сливался с различными оттенками серого и черного.
— Элайджа.
Она… Ребенок… Грудь. Она кормила грудью…
— Элайджа.
Не обращая внимания на Венди, я пробормотал в оцепенении.
— Ну… тело мамы отличается от тела обычной женщины.
— А? — пробормотал Лэнс.
В конце концов я отвернулся от картины, точнее, от нарисованных голых сисек, которые были слишком большими для ее тела. Я особо не задумывался, почему нарисовал их такими большими. Брови Венди почти достигли линии волос, когда она уставилась на меня.
— Что с тобой? Обычно ты такой только когда делаешь наброски или рисуешь, но ты не делаешь ни того, ни другого. Ты просто странно смотришь.
По-прежнему не обращая на нее внимания, я сказал: