Я собирался сказать что-нибудь остроумное в ответ, но как только он поднес ко мне зеркало, весь воздух был высосан из моих легких, и все, что я мог сделать, это смотреть на работу на моей шее. К моему подбородку летела ласточка, но вместо того, чтобы быть нарисованной черным или радужными цветами цветов и виноградных лоз на моей шее, она была утоплена и затенена белым и коричневым. В мире цвета она выделялась, как будто поднималась из того, что держало ее, и осмелилась выделиться.
— Ты превзошел самого себя, Фрэнки. — Я уставился на тату. Не мог отвести взгляд.
— Знаю. Можешь поблагодарить меня, когда твоя новая подружка увидит это. Но не надо сегодня потеть. Вы двое можете отпраздновать это завтра. — Он положил зеркало и смазал татуировку мазью, прежде чем наложить на нее марлю.
— О чем, черт возьми, ты говоришь, Фрэнки? У меня нет девушки.
Он поднял кустистую бровь.
— Неужели? Тогда кто же та горячая рыжуля, с которой ты вышел из машины?
Как он узнал?
Он рассмеялся.
— У Большого Папы был перекур, поэтому я вышел с ним и увидел, как ты выходишь из машины. Я почти ничего не понял, но по тому, как ты на нее смотрел, было похоже, что ты вот-вот швырнешь ее об стену, в хорошем смысле.
Я покачал головой и медленно сел.
— Нет, все совсем не так. Девушке просто не везет, так что я ей помогаю. Мы просто друзья.
Произнести эти слова оказалось труднее, чем я думал. Не знаю, почему я не мог думать о ней просто как о друге или о рыжеволосой официантке.
— Ты можешь говорить все, что хочешь, чтобы лучше спать по ночам, мой друг.
Глава 7
К тому времени, когда я немного потусил с Фрэнки и заплатил за татуировку, в животе заурчало. Я забыл, каково это — на самом деле есть.
Когда я был в запое, то обычно удовлетворял голод чем-нибудь с большим количеством таблеток. Или выпивкой. Или тем, что находилось под рукой. Теперь, когда я привык к трехразовому питанию в реабилитационном центре, мне нужно было немного гребаных блинов.
Блинная все еще была открыта, поэтому я вошел в нее и надо мной зазвенел колокольчик. Может, она и была открыта, но выглядела как долбаный город-призрак.
Сэм вышла из задней двери и вздохнула, увидев меня.
— Черт, я думала, ты настоящий клиент. У нас тихо всю ночь.
— Значит, теперь я не настоящий клиент? — спросил я, проскользнув в одну из кабинок.
— Ты действительно собираешься что-то заказать? — она положила руку на бедро.
— Да. Я хочу несколько блинов с орехами пекан.
Она покачала головой.
— Эй, не надо требовать.
Сэм наклонила голову, ее взгляд переместился на мою шею.
— Тебя подстрелили, и теперь ты требуешь еды, чтобы прикрыть дыру?
— Что? — я поднял пальцы и провел ими по повязке на шее, почти забыв, что она там была. — О. Ха. Нет. Я только что набил новую тату и проголодался.
— Ходил в «Phoenix Ink»?
Я молча кивнул.
— Да, Фрэнки — мой любимчик.
Она улыбнулась.
— Он мне тоже нравится. — Она посмотрела куда-то вдаль, словно ее мысли были где-то далеко, прежде чем похлопать по сиденью перед собой. — Хорошо, я оформлю заказ. Хочешь кофе?
— Господи, уже почти девять часов. Кто пьет кофе так поздно?
Она подняла бровь.
— Тогда кофе без кофеина?
Я поднял руки.
— Окей. Я понимаю, пороки. И возьму немного твоего крэка без кофеина.
Она улыбнулась.
— Скоро будут крэк без кофеина и оладьи с кокаином.
Вскоре она вернулась с графином кофе, двумя кружками и небольшой стопкой блинов. Затем поставила их передо мной и скользнула в кабинку напротив.
— Разве я сказал, что ты можешь присоединиться ко мне?
Она взяла кофейник, налила себе чашку, подвинула ее ко мне и налила себе.
— Эй, если ты собираешься выпить кофе, то знаешь, что я не могу устоять.
— Ладно, думаю, я могу поделиться с тобой.
— Ну, как прошла твоя ночь? Что-нибудь интересное случилось в тату-салоне?
Я мог бы рассказать ей о том, что Фрэнки думал, будто она моя подружка, или о том, что цыпочка за стойкой приставала ко мне, но решил оставить это в стороне.
— Нет, просто еще одна тату в коллекции. Возможно, это поможет моей безработице.
Она сделала глоток кофе.
— Не думаю, что тебя не берут из-за тату.
Я приподнял бровь.
— Неужели? И как ты думаешь, почему? Мое обаяние?
Она покачала головой.
— Нет. Я думаю, это потому, что ты действительно не хочешь быть ни на одной из этих скучных канцелярских работ, поэтому сам себя саботируешь, чтобы не устроиться на них.