Лицо Коула было абсолютно непроницаемым, если не считать плясавшего в глазах двойного пламени.
– То есть это ты нуждаешься в известном имени? Испытай свои чары на ком-нибудь еще.
– Но участие в благотворительной акции будет выгодно для репутации «Сиренгетти констракшн», – настаивала она, заранее отрепетировав все доводы. – Это прекрасная возможность укрепления связей с жителями города.
Он отвернулся. Она схватила его за руку, пытаясь остановить.
И немедленно поняла свою ошибку.
Оба посмотрели на его бицепсы, после чего она поспешно отдернула руку. Но успела ощутить, как он силен, как энергичен, как перекатываются под кожей мышцы.
Пятнадцать лет назад она провела ладонями по его рукам, со стоном выдохнула его имя, а он припал губами к ее груди.
Перестанет ли она когда-нибудь вздрагивать и загораться при одном его прикосновении, взгляде, слове?
Мариса смотрела в глаза Коула, жесткие и непроницаемые, бесстрастные, словно камни, которые укладывались в фундамент его сооружений.
– Тебе что-то нужно от меня, – холодно констатировал он.
Мариса кивнула. В горле пересохло, и, несмотря на прохладную погоду, она вся горела.
– Очень жаль, что я так просто не забываю и не прощаю явного предательства. Считай это моим недостатком, но факты навсегда отпечатались в памяти.
Мариса вспыхнула. Она всегда гадала, знает ли Коул наверняка, кто доложил директору школы о его очередной выходке, за которой последовало временное исключение, что, возможно, стоило в тот год «Першингу» титула чемпиона по хоккею. Теперь, похоже, она получила ответ.
Но у Марисы были свои причины сделать то, что она сделала, хотя очень сомнительно, что они удовлетворили бы Коула тогда или сейчас.
– Школьные дни миновали так давно, Коул, – прошептала она едва слышно.
– Верно, и прошлое – именно то время, где мы двое останемся навсегда.
Его слова больно ранили, хотя все происходило пятнадцать лет назад. Грудь Марисы стеснило, стало трудно дышать.
Он кивнул в сторону обочины:
– Твоя?
Она и не сообразила, что они стоят у ее машины.
– Да.
Он открыл дверь. Мариса сошла с тротуара.
Перед глазами все поплыло, и она пошатнулась. Но все же попыталась удалиться с достоинством. Еще несколько шагов – и она положит конец этой неприятной встрече.
Но тьма начала сгущаться, и последней ее мыслью было «зря я не пообедала»…
Она успела услышать, как выругался Коул, как его каска с грохотом упала на тротуар. Он едва успел поймать ее, она обмякла в его объятиях.
А когда пришла в себя, Коул повторял ее имя.
На секунду ей показалось, что она спит и видит сон об их чувственных ласках в школьную пору, пока в нос не ударили запахи строительной площадки. Только тогда она поняла, что случилось.
Она прижата к теплому, сильному телу.
Мариса открыла глаза, и их взгляды встретились. Золотисто-зеленые глаза Коула пристально смотрели на нее.
Она разглядывала новый шрам, пересекающий его щеку. Рана, видимо, была болезненной, но линия шрама прямая. Словно ему в лицо врезался конек.
Ей хотелось протянуть руку и дотронуться до шрама.
– Ты в порядке? – нахмурился он.
Жар снова бросился ей в лицо.
– Да, поставь меня.
– Не слишком хорошая идея. Уверена, что сможешь стоять?
Каковы бы ни были последствия увечья, прикончившего его карьеру, похоже, он легко удерживал в объятиях женщину среднего роста. Он весь состоял из твердых мышц и едва сдерживаемой силы.
– Все хорошо. Правда.
С сомнением глядя на нее, Коул опустил руку. Едва ее ноги коснулись земли, он отступил.
Унижение было полным. Таким абсолютным, что она не могла об этом подумать.
– Совсем как в прежние времена, – заметил Коул с иронией.
Словно она нуждалась в напоминании.
Как-то они занимались вместе, и Мариса упала в обморок. Именно так она впервые оказалась в его объятиях.
– Сколько я была без сознания? – спросила она, отводя глаза.
– Меньше минуты.
Коул сунул руки в карманы.
– Так с тобой все нормально?
– Абсолютно. Я с детства не бывала в приемном покое.
– Но по-прежнему имеешь тенденцию падать в обморок.
Она покачала головой, глядя куда угодно, только не на него.
Неужели она настолько ошеломлена их встречей?
Мариса так ждала и одновременно боялась этого разговора, что у нее пропал аппетит, хуже того, она просто не могла есть.
– Нет, я много лет не лишалась сознания. Диагноз – нейрокардиогенные обмороки. Но они у меня бывают крайне редко.
Если не считать того, что она лишается чувств в его присутствии.