Вчера она добралась до Тверского Центра только к десяти часам вечера. Вихрем промчалась по узким, плохо освещенным улочкам, проигнорировала длинную череду заборов и тщательно охраняемых стоянок: бежала напрямик, торопясь успеть до того момента, как крылатый урод сможет ее вычислить и засечь. А тo, что он сможет, абсолютно не сомневалась, потому и спешила, как могла.
Второй причиной этой неприличной торопливости была постепенно, но неотвратимо нарастающая слабость и настойчивое нытье в поврежденном боку, которому Ева так и не дала возможности окончательно зажить. Да, потребовалось бы всего десять-двенадцать часов спокойного сна для полного восстановления, но позволить себе такую роскошь сейчас она не могла. Потому мчалась сквозь непроглядную темень с изредка встречавшимися огоньками фар и тусклыми проемами окон в домах, как наскипидаренная. И страшно боялась опоздать.
На территорию склада влетела сумасшедшей фурией, на жалких остатках железной воли и самолюбия, надсадно хрипя и затравленно озираясь, потому что от смертельной усталости воображение в последние полчаса разыгралось столь сильно, что ей уже за каждым углом начали мерещиться страшноватые багровые глаза и тени чудовищных крыльев. Она шарахалась прочь от темных закоулков, поспешно хваталась за позаимствованный у дальнобойщиков нож, а потом каждый раз со стыдом видела, что испугалась всего лишь облезлых кошек на помойках и вывешенного на балконах мокрого белья, которое широко развевалось от ветра. Медленно успокаивалась, но буквально через минуту опять подмечала какое-то шевеление в стороне и вновь холодела от нехорошего предчувствия.
С ходу перемахнув высокий забор и уткнувшись взглядом в знакомую рыже-зеленую вывеску «Овощи-фрукты», Ева выдохнула с таким неимоверным облегчением, что даже устыдилась своих детских страхов. Кот бы ее непременно высмеял, если бы только встретил; но ему хорошо: он никогда в жизни не видел это крылатое чудовище и не чувствовал на своей шее жаркое дыхание. Не вздрагивал от мимолетного прикосновения к горлу неестественно горячих губ и не знал вкуса чужой крови.
– Эй! Ты кто?! Сюда нельзя! – вынырнул вдруг из-за угла одетый в стандартный комбез немолодой Охотник.
Ева чуть не убила его на месте от неожиданности, а потом едва не бросилась на шею. Свои! И запоздало вспомнила о сохранившемся передатчике, который предусмотрительный и осторожный кровосос все-таки не нашел. Мысленно обругала себя за скудоумие, неуверенно коснулась языком верхнего нёба. Может, сработает вблизи Центра?
«Чери! Слышишь меня, Олежка?!»
Антенны тут мощные. Должен услышать!
– Эй! Я к тебе обращаюсь! Здесь закрытая территория! Вход запрещен!
Она обессилено оперлась спиной о стену здания. Все. Сумела, дошла, доползла… жаль, что не понять: слышал ли кто ее «шепот»? Вредное тело тут же перестало быть послушным и непростительно размякло, мгновенно превратившись из тугой пружины в вязкий кисель. Вот так всегда: держишь, держишь себя в стальном кулаке, а стоит только расслабиться, как тут же грохнешься в позорный обморок.
Ева сознания не потеряла, но буквально сползла вниз по стенке, с силой зажимая обеими руками левый бок и чувствуя, как быстро тают остатки мужества. Под курткой снова стало мокро и горячо, там что-то пульсировало и толкалось, шевелилось и ужасно ныло, настойчиво требуя внимания. Она прикрыла глаза, тщетно стараясь отделаться от вновь появившегося ощущения, что рядом кто-то есть, и настороженного взгляда с соседней крыши. Все! Хватит этой паранойи, а то скоро с ума начну сходить!
– Ты чего? – удивился незнакомый Охотник ее странной реакции, но вдруг приложил ладонь к уху, несколько долгих секунд к чему-то прислушивался, а потом вытаращил глаза. – Колючка?!!
– Дошло, – устало прошептала Ева, не открывая глаз.
Охотник начал что-то быстро говорить в рацию, то и дело ошеломленно поглядывая на тяжело дышащую девушку, затем недоуменно покачал головой.
– Мы уж думали, все: сожрали тебя. А оно вон как…
Колючка не ответила. Плевать. Пускай думает, что хочет. Главное, Чери все-таки услышал и пришлет кого-нибудь порасторопнее, а то этот идиот до сих пор не понял, что она скоро окочурится от потери крови. Блин! Как они тут с вампирами бьются, если даже шнурки себе завязать не способны! От нее ж кровищей несет за версту, а этот кретин даже не чувствует!
В ушах противно зазвенело.
– Ева! – закричал чей-то ужасно знакомый голос от дверей, и она с трудом открыла глаза, не веря сама себе.
Вылетевший из ворот отец мгновенно подхватил ее на руки и почти бегом бросился обратно, по пути что-то приговаривая и без конца щупая горячий лоб дочери. Это было так давно… целых восемнадцать часов назад.