Перемычка оказалась удивительно мягкой, нежной, легко ранимой и очень теплой на ощупь. Совсем не похожей на толстую броню нагрудных пластин. Ева чуть не хихикнула, когда серые волоски легонько пощекотали ее пальцы, и с изумлением отметила, что этого от этого касания по его коже пробежала волнительная дрожь. Затем дрогнули и крылья, и мощные спинные мышцы. По всему телу будто пробежала короткая судорога, а бурно разглагольствующий реис внезапно осекся.
– Что ты делаешь? – спросил он каким-то очень напряженным голосом.
– Слушай, какая у тебя забавная штука! Она теплая и пульсирует! Это что, горб?
Он вздрогнул и нервно повернул голову, когда ее пальцы снова пробежались по коже.
– Вот где твое слабое место! – восторженно догадалась Ева, болтаясь на крепком плече, как соломенный тюфяк, и уже без всякой опаски держась за его шею.
– Да, – неестественно ровно подтвердил реис, дыша в ее щеку. – Это очень важное нервное сплетение. Один точный удар, и я умру.
– Что?! Правда?! – она осторожно отодвинулась, бросив пугливый взгляд вниз, на далекую землю, и убрала руки подальше. Не стоит его задевать, а то сверзишься еще, но на будущее заметку сделать надо. Вдруг когда пригодится? – Хочешь сказать, это ганглий? Нервный узел?
– Да. Он очень чувствительный.
– Извини… я сделала тебе больно?
– Нет. Не больно, – ответил oн совсем странно, и Εва вдруг почувствовала, что земля стала быстро приближаться. – Держись!
Их сильно тряхнуло, когда реис уверенно спружинил при приземлении, громко хлопнули крылья, гася встречный ветер, и она с облегчением ощутила себя на замечательно твердой земле. В душе осталось даже какое-то странное сожаление, что все так быстро закончилось. И, как ни удивительно было признаваться даже себе самой, этот стремительный ночной полет доставил ей необычное, ни с чем не сравнимое удовольствие.
– Ну, и куда ты меня занес? – деловито огляделась в темном лесу Охотница, нимало не смущаясь присутствием огромного, почти двухметрового громилы, рядом с которым любая деревенская бабища сразу почувствовала бы себя хрупкой дюймовочкой. Очень-очень испуганной дюймовочкой.
Он с шорохом подтянул широкие полотна крыльев, одернул куцее полотно на бедрах, которое составляло его единственную одежду. Прошелся по небольшой, надежно спрятанной среди деревьев поляне, несколько секунд изучающе смотрел на спутницу и вдруг совершенно нелогично спросил:
– Ты книгу прочитала?
– Только половину, – призналась Ева, с интересом следя за его движениями. И никакая не летучая мышь! Не похож ни капельки! Идет плавно, ни одна веточка не хрустнула, когти на ногах втянул, а от этой крадущейся поступи даже прошлогодний листик не шелохнется! Кот, ну как есть, кот. – Слушай, скажи правду, ты откуда меня знаешь?
– Видел пару раз. Случайно. Я тогда твой запах учуял и еще удивился: откуда ты взялась? Мы ведь всех наперечет знаем.
– Стой! Кого это «всех»? Хочешь сказать, я не одна такая?!
– Ну… вообще-то одна. Просто есть другие люди, немного похожие на тебя. Правда, все они… э-э-э, мужчины. И имеют свой специфический запах.
– Вот как ты меня находишь, – Ева помрачнела. – Α я-то гадала: насколько у тебя хорошо развито обоняние?
– Не хуже, чем у тебя.
– А про Клан тебе кто сказал? Мы же хорошо спрятались, ни одна чужая душа ничего не знает вот уже много веков. Ты ведь и базу в Твери нашел с легкостью, и…
Он хмыкнул.
– С чего бы мне не найти, если мы сами ваш Клан создали? И сами эти базы когда-то организовывали? Вместе с системой оповещения, быстрого реагирования и повсеместной компьютеризацией?
У Охотницы от неожиданности пропал дар речи.
– Что?! Н-неправда… такого не может быть… ты врешь!
Она стремительно побледнела.
– Ты же знаешь, что нет, – он присел на корточки и внимательно посмотрел на ее испуганное и озадаченное лицо. Ева, заглянув в эти странные радужки, вздрогнула и в тот же миг странным образом поняла: да, не врет. Снова почувствовала, как тогда, на крыше.
– И книгу я тебе сам отдал. Помнишь дневник? – добил ее реис. – Там довольно подробно говорится о чуть ли не первом союзе между нашими расами и об отце Маркусе, о котором ты читала в вашем варианте Хроник. Надеюсь, этого-то не станешь отрицать?
Отец Маркус… Колючка растеряно села на замшелый пень и обхватила руками голову, спешно вспоминая содержание дневника. Священник… огненноглазый посланец, которому oн отдавал умирающих детей… крылья… неестественный жар от тела… чудесное исцеление, кровь ангела…