– И то верно.
Говорили они не скоро. Сначала скамеечка была в тени, потом на нее упало солнце, потом солнце переместилось еще левее, и тень соседней яблони снова легла на скамейку. Клищенко свертывал цигарки, дымил, кашлял, иногда вставлял слово-другое, а всего больше слушал.
– Теперь вы знаете, Федор Агеевич, чего я бегаю к Васе, чем там занимаюсь. Никому не признавалась, от деда, от дочки хоронилась, а вам взяла да и рассказала.
Клищенко покачал головой.
– Ах ты, Глаша, Глаша, хороший ты человек. Только одного я в толк не возьму, зачем тебе надо было этот маскарад устраивать, в жмурки играть?
– Вот и Вася так само. – Степановна подхватилась со скамейки. – Да соромно мне было, понимаете! Дочка в десятый класс переходит, а я за пятый учу. Закон Ома... Думала, не одолею...
– А как же дед твой Панкрат в сорок годов грамоте учился?
Глаша махнула рукой. – Так то ж дед! И когда это было? При царе Горохе...
– Что ж... – Федор Агеевич сделал заговорщицкие глаза. – Взвалю на плечи еще одну тайну. А насчет анонимки, не беспокойся. Разберемся.
– Спасибо вам, Федор Агеевич.
Глаша разрумянилась, повеселела, будто гору стряхнула с плеч.
– И зачем мне, Агеевич, отбивать Васю, когда ко мне мой Игнат скоро явится. Письмецо получила.
Она достала из-за пазухи уже порядком помятый конверт и протянула Клищенке:
– Почитайте, ежели интерес имеете.
– Ну, раз доверяешь... – улыбнулся Федор Агеевич.
Он пробежал глазами письмо, повертел в руках конверт и задумчиво вернул его Глаше.
– Отыскался, значит, след... Это хорошо.
– Уж так хорошо, что лучше и некуда, – сияя улыбкой, сказала Степановна. – Может, закусите, обед готов. А то разговорами сыт не будешь.
– Благодарствую, Степановна. Дома семейство ждет, одиннадцать – одного. Без меня, знаешь ли, за стол не садятся. – Он улыбнулся, представив свою проголодавшуюся ораву. – Панкрату Романовичу кланяйся, скажи, чтоб заходил.
– Скажу, Агеевич.
Она вышла за калитку проводить Клищенку, стояла, смотрела вслед и слушала, как удалялся по улице кашель.
7
Игнат приехал в Березовку на рассвете.
Случается же такое! Мечтая все последние дни, Глаша именно так представляла себе его приезд. Игнат соскочил с попутного грузовика, наспех пожал руку шоферу и, вскинув на плечо самодельный, из мешка, тощий рюкзак, пошел прямиком к Глашиной хате. Ноги Игнат ставил твердо, уверенно, смотрел дерзко, будто и не пропадал на стороне шесть долгих лет, а лишь отлучился на недельку другую и вот теперь воротился.
То ли крепко верила в приезд мужа Глаша, то ли по какой случайности, только в то утро стояла она у окошка и глядела на дорогу. Еще пылил вдалеке грузовик, еще только начал притормаживать, а Глашино сердце уже почуяло, забилось, точно синица в руке птицелова.
Первое мгновение она стояла неподвижно, смотрела во все глаза, как шел к хате Игнат, и лишь когда брякнула клямка, опомнилась и, как была в одной рубахе, так и бросилась за дверь навстречу.
Игнат вздрогнул, но не замедлил шага.
– Ну, принимай мужа! – с наигрышем крикнул он, оглядывая Степановну.
Глаша не заметила ни нарочитой грубости, с которой было это сказано, ни настороженных глаз, смотревших на нее с опаской. Она слышала только его голос, видела только его лицо, упрямое и дерзкое, его крепкую, складную фигуру, его руки, которые он раскрыл, чтобы подхватить ее, обомлевшую и обессилившую от счастья. Все простила она Игнату в эту минуту – его измену, свой позор, одиночество, только за одно то, что он вернулся.
Дед Панкрат встретил заблудшего родича без особой радости, в ответ на приветствие протянул торчком руку, но быстро отнял ее, будто ожегся.
– Где ж гулял стольки годов? – не скрывая неприязни, спросил он Игната.
– По разным местам судьба бросала, Панкрат Романович, – миролюбиво ответил Игнат.
– Так, видать, бросало, что и паморки отшибло, забыл, где жонка с дочкой находятся.
– Да что уж старое поминать, деду, – укоризненно сказала Степановна, по-прежнему сияя от радости. – Сходил бы лучше к Ивановне, нехай Дуньку на ферму пошлет сказать, что запозднюсь я нонче.
– Ладно, – проворчал дед Панкрат, – сбегаю. – Кряхтя, он слез с печи и прошаркал ногами к двери. – А вы тут потише, Наташку разбудите.
– Что ж это я, совсем захмелел от встречи с законной супругой, – рассмеялся коротеньким смешком Игнат. – Дочка-то где?
– Спит, должно... – Глаша заулыбалась и глянула на ситцевый полог, за которым стояла Наташкина кровать. – В десятый перейшла...
– Ух ты, в десятый! – Он чуть отодвинул занавеску и вдруг встретился взглядом с дочкой. Но в тот же миг Наташка закрыла глаза и отвернулась.