– Делай раз! – одобрительно рявкнул Пестун.
Глаша не вскрикнула, не заплакала, только пошатнулась и закрыла от стыда лицо ладонями.
– Не тронь мою мамку! Слышишь? – чужим голосом крикнула Наташка, но отец не удостоил ее и взглядом.
Искаженное брезгливой гримасой красивое лицо Игната стало безобразным. На минуту он смолк, и в наступившей напряженной тишине было слышно лишь его тяжелое дыхание да чавканье Пестуна, наклонившего над столом отяжелевшую голову.
– Люди! – крикнула Наташка, бросаясь к окну. – Лю-ди!..
– Есть люди! – донеслось со двора.
– Покорись, Наташенька, покорись... – закатила на лоб маленькие глазки Покладчиха. – Не бьет папка мамку – учит...
– Именно! Учу! – подхватил понравившееся слово Игнат.
Он замахнулся опять, но в этот момент раздался громкий оклик Клищенки:
– Стой! Стрелять буду!
Игнат, вздрогнув, быстро опустил руку.
– Привычка – великое дело, – усмехнулся парторг. – Условный рефлекс... Так, Заруба?
Увидев перед собой безоружного, болезненного на вид человека, Игнат рассвирепел.
– Это что еще за тварь дохлая?! – Он исподлобья, по-бычьи посмотрел на парторга. – Тож ухажор?
Глаша медленно отняла от лица руки.
– А твое какое дело? – Тяжело дыша, она сделала шаг навстречу мужу, и тот неожиданно отступил, попятился. – Я у тебя спрашивала, где ты пропадал шесть годов, с кем крутил?
– Мужнин грех за порогом остается, а жена все домой несет, – покачала головой Покладчиха, но Глаша не услышала ее.
– Без слова приняла... Живи, работай...
– Вот и плохо, Агафья Степановна, что без слова, – перебил Клищенко. – Хотя, видать, и простила ты мужу, а спросить все ж следовало: «...Где был, чем занимался это время...»
– Ишь, советчик нашелся... Да ты кто такой есть, интересуюсь? – перешел в наступление Игнат.
– Парторг это, Клищенко, – угодливо шепнула Покладчиха.
– Федор Агеевич, – добавил Пестун, с пьяным интересом рассматривая парторга.
– А-а. Так сказать, партейное руководство, – насмешливо протянул Игнат. – Наставник! Народная совесть!.. Ну, ну, наставляй, вправляй мозги! – распаляясь больше и больше, он теперь обрушивал всю злобу на Клищенку. – Допрашивай! Имя! Отчество! Фамилие! Год рождения! Откуда заявился!
– Положим, откуда вы заявились, известно, – перебил Игната Клищенко.
– На арапа, парторг, берешь! Не выйдет!
– Письмо в партбюро пришло из Минусинского района... Может, слышали такой? – Федор Агеевич в упор посмотрел на Игната.
Игнат грохнул кулаком по столу.
– И тут нашли, сволочи!.. Ну и что? – Он выкрикивал, срывая голос. – Ну и получил четыре года! Ну и отсидел! Ну и выпустили досрочно! Так что ж мне, опосля дальнейшей жизни не будет?!
– Как раз о вашей дальнейшей жизни идет речь в письме... Начальник тюрьмы...
– Знаю... Гадина продажная!
– ...начальник тюрьмы просит помочь вам трудоустроиться. Наладить разрушенную семейную жизнь... Правда, в письме вашей женой названа другая женщина – Галина Петровна Северцева.
Игнат смолчал.
Пока шла эта словесная перепалка, Глаша, как приговоренная, смотрела в землю. Все прислушивалась, все ждала она, что вот перебьет Игнат парторга, вот крикнет во весь свой зычный голос: «Брехня!», «Ни одного слова правды в этом письме нема!» Но Игнат лишь копил злость и не делал никакой попытки оправдаться.
– Так как же так, Игнат? – подняла на него глаза Глаша. Все было в ее взгляде – страх, испуг, боль, затаенная надежда. – Как же так, Игнат?
– А вот так! Как слышишь! – скривил рот Игнат. – Наверно, в письмеце и про это отписано.
– Нет, про это не отписано. Даже не сказано, где вы обзавелись второй семьей.
– И на том спасибочки... – Игнат, ломаясь, расшаркался перед парторгом.
– Напрасно кривляетесь, Заруба. Письмо как раз теплое, проникнутое заботой о человеке...
– Да на черта мне эта ваша слюнтявая забота! – Игнат зло сплюнул. – Мне рублики надобны, да чтоб побольше... Пониме? – Для убедительности он потер пальцем о пальцы.
– Вот и устраивайтесь. Работа найдется.
Игнат деланно расхохотался. – В личные шоферы к партейному вождю? На «Волгу»?
– Нет, Заруба, на самосвал. И возить не парторга, а доски, – Клищенко выделил это слово, – кирпич, зерно, картошку, навоз...
– Буде! – прервал его Игнат. – Поговорили трошки и хватит. Нечего мне тут шарики вкручивать!.. Я, может, отдыхнуть желаю. С законной женой с глазу на глаз потолковать. – Он многозначительно подбросил собственный кулак, словно гирю.
– А вот это и не позволим! – повысил голос Клищенко.
– Глашка меня ударила, теперь муж ее бить будет... Порядок! – с удовлетворением сказал Пестун. – И я буду... – Он попытался встать, но не сумел и снова плюхнулся на скамейку.