– Прилетели, парень... Лагерь!
– Лагерь? – Мне почему-то сделалось плохо от этого слова.
– Ну да, лагерь. Экспедиция двадцать восемь. Или ты забыл, куда летишь?
Я облегченно и глупо рассмеялся.
– От этой чертовой качки можно забыть, как тебя зовут, не то что адрес квартиры.
Пилот тоже рассмеялся:
– С непривычки бывает, парень...
Самолет стукнулся поплавками об озеро и, шипя, как кошка на собаку, заскользил по воде. Тогда я поднялся, влил в себя последний глоток водки и, пошатываясь, вышел в тишину.
Затем я таскал тюки и ящики. До берега оставалось шагов пятьдесят, и я шлепал по мелководью, согнувшись под тяжестью груза, весом напоминающего железо. Груз шатал меня то вправо, то влево, и я неуклюже балансировал, чтобы не свалиться в воду.
Вместе со мной носили поклажу какие-то люди, очевидно, те, с которыми мне придется работать, все в ватниках и высоких резиновых сапогах. Я пересчитал их, как пересчитывают конвоиры заключенных, получилось четверо: три мужика и одна девчонка в штанах и с косичками из-под меховой шапки. Девчонка тоже балансировала. Однажды я даже поддержал ее, когда она поскользнулась с ящиком на спине, а я топал навстречу порожняком. Кажется, она мне что-то сказала, должно быть, поблагодарила за мою вежливость, но в этот момент мне было не до разговоров и не до бабы.
Когда с берега перетащили в самолет все барахло, ко мне подошел сутулый человек в очках – здешние называли его между собой шефом – и, как говорится в книжках, окинул меня внимательным взглядом. От этого взгляда мне очень захотелось съежиться, но я пересилил себя и, распрямив плечи, вызывающе посмотрел ему в очки.
– Здравствуйте... С приездом, – сказал он, твердо выговаривая букву «р».
Я неторопливо вытащил из кармана замусоленную бумажку и протянул ее шефу, но он, почти не глядя, возвратил ее обратно. Я думаю, что с таким же успехом я мог дать ему рецепт на пирамидон. Между прочим, меня это устраивало. Справка была выдана некоему Борису Шевелеву, тысяча девятьсот тридцать третьего года рождения, с привитой оспой и не страдающему болезнями, опасными для окружающих... Да, да. Меня зовут Борька. И это хорошо, что меня зовут именно так, а не иначе: мне не придется глупо молчать в ответ, соображая, кого кличут этим годуновским именем...
– Сердце? – отрывисто спросил шеф.
Я ответил: «В порядке» и соврал, потому что оно у меня надорвано от собачьей жизни и с пороком, неопровержимо установленным кардиограммой еще там, и мне будет трудно ходить по кочкам и дышать воздухом, из которого гниющие растения украли часть кислорода, отпущенного на земле человеку.
– Возраст?
Я прибавил себе два года, сказал вместо двадцати восьми круглую цифру тридцать.
– Он старик! – усмехнулся крупный, мрачный парень в ушанке, обращаясь к Гале. Когда мы носили ящики, он все время терся возле нее.
На меня Галя не произвела ни малейшего впечатления, ровным счетом никакого, хотя я два года подряд почти не видел женщин. Я равнодушно смотрел на ее болтающиеся сзади легкомысленные косички, на узкие глаза и матовую кожу щек с ямочками посередине.
– Что умеете делать? – продолжал допытываться шеф.
– В молодости был слесарем. – Я ответил первое, что пришло в голову.
– Отлично.
Мне надоел этот допрос, и я стал мысленно чертыхаться.
– А если бы мне было не тридцать, а вдвое больше, и если бы сердце требовало ремонта, и если б, черт побери, я ничего не умел делать, кроме как сидеть на шее у ответственного папы? Что тогда?
Шеф снисходительно улыбнулся:
– Я бы вам посоветовал тогда воротиться этим же самолетом. Через... – он посмотрел на часы, – через двадцать пять минут... Но вместо вас полетит Галя, и вы в какой-то мере замените ее в отряде.
– Я не полечу, – сказала Галя равнодушно. Она восседала на собранном рюкзаке, как царица Екатерина Вторая, и медленно грызла семечки, которыми ее угостил пилот.
– Как «не полечу»? – Шеф сделал круглые глаза, и его очки зашевелились. – Я раньше срока вызвал самолет...
– Я поправилась, Петр Петрович. Бывает же такое, человек возьмет и поправится. – Галя обескураживающе улыбнулась.
– Сумасбродная девчонка.
– Она в него влюбилась с первого взгляда, – угрюмо бросил парень в ушанке.
– Не говорите глупостей, Роман, – поморщился шеф. Он обернулся к Гале. – Хорошо, можете оставаться. Но имейте в виду, что второй раз я для вас самолет вызывать не буду.