– От хама слышу... В моих жилах течет голубая дворянская кровь. Имей это в виду.
– Голубая? – Ром громко расхохотался. – Не смеши, а то я упаду.
И снова перед нами появилась трещина, вроде той, где лежал на дне Галкин рюкзак, только гораздо уже. Я почувствовал, как напряглись мускулы Рома. Он крякнул, тяжело оттолкнулся ногой, на какую-то долю секунды вознесся над землей, над черным провалом трещины, перемахнул ее, но вдруг грузно, как мешок с сахаром, упал на землю. Что-то сухо, нехорошо хрустнуло, послышался короткий, резкий вскрик Рома, и я, разжав одеревенелые руки, сполз с его обмякшей спины.
– Кажется, я сломал ногу, – сказал Ром тихо.
Я не очень хорошо представляю, как мы провели эти несколько дней без еды и помощи, пока нас не подобрал седой ненец, ехавший по своим делам на оленях. Сначала затявкала собака, голос ее то пропадал, то доносился явственнее, потом зашевелились кустики ивы, и оттуда показалась острая морда лайки.
Здесь снова в моей памяти наступил провал, помню лишь проливной дождь, узкоглазое, озабоченное лицо старика, оленьи рога, слышу запах малицы, пронзительный крик Рома, когда его укладывали на узкую нарту, жгучую боль. Кажется, я просил старика не трогать меня, но он не соглашался, качал головой в капюшоне, отороченном мехом, и говорил ласковую чепуху на чужом, непонятном языке.
Потом мимо пролетала тундра, качались кочки, олени распарывали рогами тучи на небе, и в образовавшуюся дырку заглядывало солнце
Когда все это кончилось, я вдруг услышал голоса Галки, шефа, бородача... И все сразу пропало, земля перевернулась вверх ногами, и я очнулся в Галкиной палатке, рядом с Ромом.
7
Да, хорошенькую кашу заварил я с этой рацией!..
У Рома почернела нога и температура поднялась до сорока и девяти десятых.
– Открытый перелом. Вы понимаете, что это значит? – спросил шеф шепотом.
Шеф и остальные шушукались между собой, что его немедленно надо отправить в больницу, а самолет прилетит только через неделю. Если б действовала рация, можно было б вызвать сразу, хоть сейчас.
Про меня они тоже говорили, правда, меньше, чем про Рома. Наверное, потому, что я лежал спокойно и стонал лишь тогда, когда все уходили, или ночью, а Ром не мог терпеть и иногда кричал криком, а по временам бредил и нес всякую околесицу.
– Борис, вы спите? – спросил шеф, заглядывая в палатку.
Я ничего не ответил, мне не хотелось разговаривать, к тому же я боялся, как бы не началась болтовня о пропавших патронах и продуктах, которые я взял в дорогу. Но все молчали, будто никто не догадывался о том, что я сделал. Может быть, они решили взять меня измором? Чтоб я признался, все рассказал сам? Черта с два! Дождетесь... Я тоже умею держать язык за зубами, милостивые государи.
– Спит, – сказал шеф про меня.
– Я полагаю, что налицо типичный инфаркт, – сказал бородач. – Утверждать не берусь, но полагаю.
– Абсолютный покой, глюкоза и так далее.
– Глюкоза тут, кажется, ни при чем, Петр Петрович. Нужна камфара.
– Очень может быть, Филипп Сергеевич. Но у нас нет ни камфары, ни глюкозы.
– Тогда хотя бы покой. Один шаг, и я не дам затяжки за его жизнь.
– Да, слишком много удовольствий для одной недели, – сказал невесело шеф.
Они опять говорили про самолет, и Галка предложила сходить к буровикам, до них километров восемьдесят с гаком, четыре дня пути.
– Там есть рация, – сказала Галка. – И мы выгадываем три дня.
– Три дня в таком положении это много, – согласился шеф. – Но я не могу вас отпустить одну.
– Я не маленькая, Петр Петрович.
– Знаю. И все-таки пойду я, а не вы. Мы бы пошли с Филиппом Сергеевичем, но он нужен здесь. Мало ли что может случиться.
Наверное, шеф думал, что кто-либо из нас умрет.
Дальше я не слышал, что они говорили, голоса шефа и бородача удалились, а Галка осталась. Она тяжело и шумно вздыхала как- то по-женски и шморгала носом.
– Галя, – позвал я.
Она испугалась. – Ты не спал?
– Спал... Мне надо тебе сказать что-то.
– Я сейчас, Боря.
Она залезла в палатку и села между мной и Ромом. Ром тяжело и часто дышал.
– Вот какая беда, Борис. – Она виновато улыбнулась.
– Кажется, мне лучше, Галя, – соврал я, чтоб ее утешить.
Она улыбнулась немного веселее.
– Ты правду говоришь?
– Скажи мне, Галя, этого типа не поймали? Помнишь, ты мне рассказывала...
– Не знаю... Рация испортилась. Мы вернулись, а она не говорит.
– Лампы, должно, перегорели.
– Да, шесть пэ три эс. Самая дефицитная.
Ром застонал, но Галка положила ему на лоб руку, и он успокоился.
– Беда с ним...
– Я думал, со мной...
– Ты лежишь тихо.