Наконец, дыхание выровнялось, тело расслабилось, разум стал уплывать в сторону, в сладкую дрему. Нельзя сказать, как долго она длилась, но абсолютно точно прервал ее протяжный, зловещий скрип давно не смазанных петель.
Техника безопасности
В том, чтобы приспосабливаться, мне нет равных. Любое место может превратиться в мое обиталище, все ресурсы рано или поздно станут только моими, будут освоены до последней капли и крохи. Мои потомки поднимут голову, едва появившись на свет, и породят еще, и еще, и еще – запутанное переплетение, намертво скрепленное родственными узами. Оно освоит все, до чего дотянется: каждый уголок, любую щель, всякую трещинку. Вгрызаясь, вцепляясь, кроша бетон, камень или дерево. Никому не пробиться сквозь наши ряды, никому не выжить!
Такое положение вещей не просто приятно, или понятно, или доступно, – оно единственно возможно. Как можно оставить нетронутой пищу? Пропустить источник воды? Обойти стороной попавшегося на пути врага – а все, кто не нашего рода – враг! – и не сделать его своей частью? Все они вскоре обратятся в прах…
Единство наше неоспоримо. Предательство лишь странное слово, лишенное смысла. Даже самая дальняя моя часть – моя. И она не может обернуться против своего прародителя.
Или?..
В одно мгновение все поменялось, перевернулось и извратилось. Молодые разведчики, исследующие новые участки в поисках ресурсов, внезапно оглянулись – и за своей спиной увидели то, что отчего-то не замечали ранее. Богатые, тучные запасы… и голод, требующий уничтожать все на своем пути.
Я сражался с неведомой напастью, отчаянно и вкладывая всю свою суть, как до того вкладывал в захват, отвоевывая себе все, до чего дотягивался. На место одного вставало пятеро, но запасам, которые я привык столь щедро расходовать, больше неоткуда было пополниться. Ряды родичей и свояков редели, связи прерывались, обрывались и рассыпались прахом. Абсолютно никчемным, не годным ни на что.
Оказавшись посреди выжженной пустыни, окруженный теми, кто когда-то беспрекословно подчинялся, а теперь готов без сомнений раздавить и уничтожить, я не чувствовал ничего. Но знал, что это еще не конец…
- Слушай, ваш новый фунгицид поражает! Эту плесень как только не называли: и опустошителем, и на ноль делителем… Даже армагеддоном! А тут немножко биоинженерии, чуть генетики – и она сожрала сама себя прямо на глазах! – Неймус Зибль, куратор и щедрый спонсор этой научной лаборатории в полном восторге крутил перед глазами опытный образец в чашке Петри. От выжравшей всю питательную среду и высеянные туда ранее колонии бактерий и грибков плесени остался только легкий белесый налет на стекле.
- Стараемся, патрон, - польщенно ответил Жан Гирд, руководитель лаборатории, уже потирающий руки в предвкушении щедрой премии.
- Хе-хе… И на тебя нашлась управа… Сколько я из-за тебя убытков понес… А теперь что? Тьфу! - шептал Неймус, обращаясь к чашке Петри с поверженным врагом и, не удержавшись, приподнял верхнюю часть и легонько дунул.
- Мистер Зибль!.. – всполошился ученый, увидев столь вопиющее нарушение техники безопасности.
- Да ладно тебе, Жан, - беспечно отмахнулся тот, улыбаясь злорадно и радостно одновременно, - Ее больше нет! Сам ведь показывал результаты тестов – после фунгуса-790 не остается ни одной целой клетки!
- Ну, да… но Мигель еще не успел полностью верифицировать остаточность ДНК… - пробормотал ученый скорее для проформы. Это их разработку теперь впору было называть армагеддоном, а не плесень.
- Пускай отложит! Собирай всю команду, отправимся в «Гурмиссимо»! Я угощаю! – Неймус Зибль пребывал в прекраснейшем настроении. Ему не терпелось покинуть эту надоевшую лабораторию с ее сухим и безжизненным из-за мощной системы очистки воздухом – тут вечно по ногам сквозило, а в горле першило. Так что лучшая ресторация с его прудами и зимним садом придется кстати!..
Мне нет равных в приспосабливании… Любое место станет моим. Даже те жаркие и влажные глубины, куда занесло последнюю мою спору…
Падение вивария.