— Газеты уже завтра выйдут с нужными нам заголовками, и вся столица будет знать о чудовищном преступлении подопечных Кулагина. Ему не выкрутиться, и придется пойти к нам на уступки. Наши люди уже к нему отправились — предложить замять это дело. Надо всего лишь поделиться заводом! — заржал Николай Семенович.
— Ефим, принеси ко нам чайку! — попросил он дворецкого.
— Сию минуту! — Угодливо поклонившись, дворецкий вышел из кабинета.
Я сидел в полицейском участке, анализируя то, что прямо сейчас происходило в доме Нобель, и размышлял: в целом наш спектакль удался. По крайней мере, конкретных лиц, через которых мы можем выйти на кукловода, мы обнаружили. Вопрос лишь в том, как нам действовать сейчас.
Братья Нобель, находясь за потайной дверью, тоже, на удивление, очень спокойно наблюдают за происходящим. Дворецкий Ефим, который, по словам, служит в их доме последние пятнадцать лет, оказался неблагонадежным. На первый взгляд у этих уродов все получилось, и им осталось лишь сделать несколько заключительных шагов.
Выходит, что в целом поставленную перед нами задачу мы решили. Нужно лишь довести всё до логического конца. Думается, комедию ломать дальше смысла не имеет!
Приняв такое решение, Лёха с бойцами тихо отворил потайную дверь, ведущую из кабинета в тайную комнату. Направил руку с пистолетом в сторону сидевших в креслах двух мужчин, вышел.
За ним тут же просочились двое — Андрей и Фёдор. Господа, ожидавшие горячего чая, никак не рассчитывали оказаться под прицелом. Оба, округлив глаза, захлопали ресницами и уже было начали открывать рты. Но Лёха международным жестом, не отводя пистолета, объяснил им без слов, что сейчас лучше помолчать.
В этот момент в кабинет с красивым хромированным подносом вошёл Ефим — и тут же оказался под дулом пистолета Фёдора. Увидев изменившуюся обстановку, Ефим со страху дернул поднос на себя. С него на пол слетел горячий чайник с чашками. Изящный фарфор разлетелся мелкими осколками по паркету, а сам Ефим, схватившись за сердце, стал оседать, прижимаясь к стене.
Из потайной двери вышли братья Альфред и Людвиг. Фёдор плотно прикрыл дверь в кабинет.
— Ну что, господа! — произнёс Альфред, — похоже, ваше предприятие не удалось!
— Я.… я.… — стал заикаться Ефим. — Я здесь ни при чём! Меня заставили! — закричал он. — Это всё они! Они! — замахал он своей клешнёй, указывая пальцем в сторону двух джентльменов, которые, казалось, готовы были провалиться сквозь землю.
В это время бойцы Михалковского-Дзержинского вели наблюдение за резиденцией Нобель. Так как сигналов от не поступало, то делаем вывод, что активных действий никто более не предпринимает, и обстановка снаружи остается на удивление спокойной. Видимо, всё, что было задумано, внутри дома должны были провернуть именно сидящие перед нами господа.
Альфред и Людвиг расположились в креслах напротив Николая Семеновича и Аркадия Ароновича. Ефима в это время Федор усадил на стул в углу, связав на всякий случай ему руки и ноги. Кто его знает, на что способен это старикан, знающий в доме каждую щель.
— Вам не выкрутиться! — закричал пристав на меня с Никитой. — Все, набегались! Завтра весь Петербург будет знать, что ваши… ваши, Егор Кузьмич, подопечные совершили дерзкое преступление прямо на улицах столицы! Это же уму непостижимо! — он вскочил со своего места и принялся расхаживать по кабинету. — Признавайтесь: куда дели тела братьев Нобель? — рычал он.
— Да откуда вы знаете, что это были братья Нобель? — спросил я. — Возможно, это просто посторонние люди пострадали.
— Откуда у вас достоверная информация, что это были именно промышленники? — поддержал меня Никита.
— Да как вы! — пристав схватился за сердце. Он был довольно грузным мужчиной и, видимо, страдал сердечной недостаточностью. Расстегнув верхнюю пуговицу на своем кителе, отдышался.
— Известно, что братья Нобель сегодня выехали из своего особняка и направились по делам в столицу. Должны были отбыть с Николаевского вокзала, а по дороге попали в аварию! — продолжал он.
— Потрудитесь, пожалуйста, объяснить: вы, следили за ними? Откуда знать такие детали, если все это произошло буквально только что? — спросил я.
— Да как ты смеешь, мальчишка, со мной в таком тоне разговаривать!
— Я попросил бы вас не изъясняться столь яро в адрес моих подопечных! — вставил свои пять копеек Кузьмич.