Дэйн спросил: «Что сейчас пишет Уэлдон?»
Франкен сказал: «Он пишет для Boston Pops уже около четырех месяцев».
Делион выглядел огорченным.
Франкен кивнул и сказал: «Да, я согласен с вами, инспектор. Это тупое шоу, которое каким-то образом прижилось. Куча сисек, белых зубов и острот, от которых даже оператор морщится. Это просто стыдно. Уэлдон всё время пытается вставить какие-то странные вещи, например, высадку марсиан на лужайке мэра Бостона, просто чтобы фальшиво посмеяться, но никто не верит».
Фрэнк Поли кивнул.
Они поговорили с добрым десятком писателей. Ничего многообещающего ни от кого из группы не было, просто кучка действительно интересных мужчин и женщин, у которых, насколько мог судить Дейн, не было собственной жизни. «О да, это правда», — смеясь, сказала одна из писательниц. «Мы только и делаем, что сидим здесь и обмениваемся идеями.
Обед принесли. Принесли переносные горшки. Скоро привезут кровати.
Дэн сказал, что когда они шли по Пико обратно к своим двум машинам,
«Настало время для большой встречи с участием федералов и местных жителей. Многим людям требуется пристальное внимание».
Флинн кивнул, увидел, как несколько детей бросают мяч в корзину, сделал три шага по направлению к ним, прежде чем спохватился.
ЧЕТЫРНАДЦАТЬ
СВЯТОЙ ВАРФОЛОМЕЯ
САН-ФРАНЦИСКО
Дэйн и Ник сидели во втором ряду в церкви Святого Варфоломея. Ник смотрел на гроб отца Майкла Джозефа, Дэйн — на деревянный крест, возвышающийся высоко за нефом. Оба молча ждали, когда церковь наполнится и начнётся служба. Накануне вечером они вернулись из Лос-Анджелеса на похороны Майкла.
В Сан-Франциско стоял пасмурный ранний полдень, что необычно для зимы. Было достаточно холодно, чтобы Дейн мог носить длинное пальто из верблюжьей шерсти, подпоясанное на талии. Отец Бинни сказал, что небеса должны рыдать, потому что отец Майкл Джозеф был так жестоко, так безумно убит.
Дейн снова повёл Ника в Macy’s на Юнион-сквер. Ровно за два часа он почти исчерпал всю свою кредитную карту. Она всё повторяла: «Мне это не нужно. Не нужно. Ты заставляешь меня влезать в огромный долг перед тобой. Пожалуйста, Дейн, уйдём. У меня и так более чем достаточно».
«Тише, тебе нужно надеть пальто. Сегодня холодно. Тебе нельзя идти в
—”
Он замолчал, просто не в силах вымолвить ни слова, и наконец сказал: «Вы не можете пойти в церковь без пальто».
Она выбрала самое недорогое пальто, какое только смогла найти. Дейн просто положил его обратно и протянул ей другое, из мягкой шерсти. Затем он купил ей перчатки и ботинки. Ещё две пары джинсов, одни чёрные брюки, две ночные рубашки и нижнее бельё – единственное, с чем он не помог ей выбрать. Он просто стоял рядом с манекеном, одетым в грешные красные стринги и декоративный бюстгальтер, скрестив руки на груди.
В полдень она наконец остановилась посреди отдела косметики на первом этаже. Продавцы толпились вокруг них. Женщина быстро приближалась к ней, чтобы опрыскать её духами, и тут она сказала: «Хватит, Дейн.
Хватит. Я хочу домой. Я хочу переодеться. Я хочу пойти в церковь Святого Варфоломея и попрощаться с отцом Майклом Джозефом.
Дэн, который ни разу в своей взрослой жизни не проводил больше восьми минут за покупками с женщиной, сказал: «Пока что ты молодец. Осталось только немного макияжа».
«Мне не нужен никакой макияж».
«Ты такая же бледная, как тот манекен в нижнем белье, с кроваво-красными губами и красными стрингами, из-за которых у меня чуть инфаркт не случился. Ну хоть какая-то помада».
«Держу пари, вы заметили, какая она бледная», — сказал Ник и повернулся к прилавку Elizabeth Arden.
И вот Дэйн обнаружил, что изучает три разных оттенка помады.
прежде чем сказать: «Вот этот. Чуть меньше красного. Вот и всё».
Дэйн наконец повернулся на скамье, чтобы оглянуться через плечо. Столько людей, подумал он. Сегодня не только священники, как на поминках, но и множество прихожан и друзей, чьи жизни Майкл затронул. Архиепископ Лугано и епископ Кошлап остановились и заговорили с ним, каждый из которых положил руку на плечо Дэйна, как ему показалось, чтобы утешить. Он был благодарен им за заботу, но, по правде говоря, утешения не чувствовал.
Он смотрел, как епископ Кошлап стоит над гробом Михаила, и знал, что его взгляд прикован к лицу Михаила. Затем он наклонился, поцеловал его в лоб, выпрямился, перекрестился и медленно пошёл прочь, опустив голову.
Дэйн уставился на свои ботинки, размышляя о том, насколько хорошо они скрыли пулевое отверстие во лбу Майкла.
Майкла больше не было, и его тело лежало в гробу перед церковью. Огромный букет белых роз покрывал уже закрытый гроб, заказанный Элоизой, потому что Майкл любил белые розы. Дэйн надеялся и молился, чтобы Майкл знал об этих розах, чтобы он улыбался, видя их, чтобы он знал, как сильно его любят брат, сестра и многие другие люди.