«Нет. Я, пожалуй, передам это в полицию, пусть они разбираются».
«Это разрушило бы меня в политическом плане, Никола, ты должен это знать. Ты настолько меня презираешь, что хочешь, чтобы я ушел из Сената?
Тратить дни напролёт на прессу? Я же ничего не сделал, чёрт возьми!
Нельзя же просто прочитать письмо, какие-то дурацкие страницы из выдуманного журнала, бог знает от кого, и решить, что я убийца, обвинить меня в убийстве собственной матери? Мне было всего шестнадцать! Мальчик не убивает свою мать!
Она очень тихо сказала: «Мальчик так и поступит, если он психопат».
«Психопат? Боже мой, Никола, это просто смешно. Послушай меня. Ты же должна понимать, насколько всё это невозможно. Ты не можешь пойти в полицию».
Он выпрямился, став патрицием-джентльменом: высоким, стройным, элегантным, и он был зол, сжав кулаки по бокам. Он перевел взгляд с неё на письмо, страницы которого она всё ещё сжимала в правой руке. Он тихо сказал:
«Ты никуда не уйдешь, глупая маленькая неблагодарная. Посмотри, что я для тебя сделал — Господи, я собирался жениться на тебе, сделать тебя одной из самых желанных женщин Америки. Ты молода, красива, умна,
профессор колледжа, и не левого толка, что было большим облегчением, должен вам сказать.
Если бы ты была рядом со мной, если бы я тебя наставляла, показывала, что делать, у нас бы было практически всё, может быть, даже Белый дом. Что с тобой, Никола?
«Я не хочу умирать, Джон, правда не хочу. Ты что, был за рулём в лыжной маске и пытался меня сбить?»
«Кретин, который написал тебе это письмо, пытается настроить тебя против меня.
Почему ты не можешь в это поверить? Всё это неправда. Тебя чуть не сбил пьяный, и ничего больше.
«А пищевое отравление, Джон? Это тоже был несчастный случай?»
«Конечно! Просто позвони врачу и спроси его ещё раз. Это чёртово письмо не от Клео!»
«Почему нет? Откуда ты так уверен, что Клео мне не писала? Она хочет защитить меня, спасти от тебя. Ты ведь хотел её убить, Джон?
Ты действительно считал, что она тебе изменяет, или это была просто уловка или какая-то больная фантазия?
«Я не болен, Никола», — сказал он дрожащим от ярости голосом. Она вдруг испугалась, очень испугалась. Она сунула руку в карман куртки, нащупала рукоятку пистолета.
«Правда в том, что эта стерва спала с Тодом Гэмболом, моим доверенным старшим помощником, который проработал у меня восемь гребаных лет! У него хватило наглости переспать с моей женой!
Они ходили в мотели днём, когда я был в Вашингтоне, или даже когда был в Чикаго и на встречах. У меня есть квитанции из мотелей. Я здесь обиженный, а не Клео. Чёрт возьми, ты это знал, все это знали. Разве ты не помнишь, как тебе было меня жаль? Ты плакал, я это помню. Что касается Эллиота Бенсона, я не знаю, спала ли она с ним, это неважно. А теперь ты веришь в это безумие только потому, что кто-то, кто меня ненавидит, написал тебе письмо, нацарапал признание. Боже, Никола, это просто глупость.
«Джон, я же тебе говорила. Клео написала, что никогда с тобой не спала, что понятия не имеет, где Тод Гэмбол, но думает, что он, возможно, мёртв».
Он очень тихо сказал: «Никола, почему ты поверила этому письму, если знаешь меня уже четыре года? Я всегда был добр и внимателен к тебе, ко всем вокруг. Ты когда-нибудь видела, как я выхожу из себя? Ты когда-нибудь слышала обо мне что-нибудь хоть отдалённо столь же плохое? Что-нибудь о том, что я когда-то спал с Клео?»
«Тогда почему ты не рассказал мне о своей матери? О своей покойной невесте?»
«Зачем, чёрт возьми, мне это? Это были очень тяжёлые времена для меня, и никого это не касается. Может быть, после свадьбы я бы тебе о них рассказала. Не знаю».
«Это правда, что я всегда чувствовал себя в безопасности рядом с тобой, потому что никто даже не намекал, что ты, как и многие другие мужчины в Конгрессе, гуляешь
на молодых женщин».
Он повернулся к ней, раскинув ладони, и его голос смягчился, стал глубже,
«Пожалуйста, давайте сядем и обсудим это как два человека, которые планируют провести вместе всю оставшуюся жизнь. Всё это недоразумение. Вы вбили себе в голову совершенно неверные идеи. Мы выясним, кто пытался сбить вас в той машине. Это будет какой-то пьяный, вот увидите. Что касается пищевого отравления, то это был несчастный случай. Здесь нет никакого заговора, никакой тайны, кроме того, кто отправил вам это письмо».
«Я понимаю, что если я отнесу эти страницы дневника в полицию, вы и все ваши пиарщики могли бы просто заявить, что я псих, и как это грустно, и все, вероятно, поверили бы. Если бы она прислала мне оригиналы, а не копии, тогда, возможно, у меня был бы шанс, но не с этими».
Она замолчала. Он ничего не сказал.