«Когда я рассказал дедушке, что собираюсь сделать, он хотел узнать все подробности. Он даже помог мне уточнить некоторые планы. Когда я уходил, он рассмеялся и пожелал мне удачи, сказав, что хочет услышать, как всё прошло на самом деле, потому что, по его словам, всё никогда не идёт точно по плану, и от этого ещё веселее. Я сказал ему, что он может прочитать обо всём в газете». Линус покачал головой и снова постучал пальцами по столу.
«Господи, как же было весело, особенно тот священник в Сан-Франциско, твой брат-близнец, агент Карвер. Он меня просто ошеломил. Я вздрогнул, когда ты впервые здесь появился».
Дэн хотел убить этого мелкого ублюдка. Он почувствовал руку Савича на своей руке, которая легонько сжала его. Он боролся за контроль, но сумел его удержать. Он сказал:
«Всё кончено, Лайнус, всё кончено. Ты труп».
Лайнус сказал: «Ты же знаешь, что это я отправил в СМИ твою фотографию с мисс Ник. Мне нужно было всего лишь сделать пару звонков в полицию Сан-Франциско, чтобы узнать, кто она. И вот она здесь, вынюхивает, разглядывает всех, но я знал, что она меня не узнает».
Дэйн сказал: «Но вы наняли Милтона, чтобы убить её. Вы боялись, что она в конце концов вас узнает».
Лайнус снова пожал плечами, кончиками пальцев выбивая безумную дробь. «Зачем рисковать? Жаль, что Милтон был таким паршивым стрелком». Он посмотрел на Ника. «Жаль, что он промахнулся. Всего лишь царапина. Обидно. Но я бы вас достал, мисс Ник, о да, я бы вас убил». Он коротко рассмеялся, затем вернулся к просмотру. Он нажал кнопку, ещё больше убавив громкость. Он сказал, не отрывая взгляда от серии на стене: «Отец Майкл Джозеф был моим первым серьёзным испытанием. Он сказал, что выдаст меня, оставит священство, если придётся. Я всё равно собирался его убить, но мне нужно было ускорить события». Он посмотрел на Дейна и улыбнулся. «Это был прекрасный кадр. Но знаете что? Проклятый священник выглядел счастливым, как будто понял, что своей жертвой спас несколько жизней. Кто знает?»
Дейн тяжело дышал, изо всех сил стараясь держать руки по швам, чтобы не схватить Линуса Вольфингера за шею и не задушить его. Он был настоящим чудовищем, возможно, даже большим, чем его дед, но это уже многое значило.
«Что ты сделал с пистолетом?» — спросил Шерлок.
Он ухмыльнулся ей: «Кто знает?»
Дэйн улыбнулся ему. «Ты сейчас заплатишь, Лайнус. Ты попадёшь в клетку и никогда оттуда не выйдешь, разве что тебя отведут в комнату для казней, чтобы отправить в ад».
«Не думаю», — сказал Лайнус, поднял руку, и в ней оказался пистолет, маленький и смертоносный «дерринджер». Он по очереди направил его на каждого из них.
«Даже не думай об этом, Линус», — сказал Савич. «Слишком поздно. Мы не хотим тебя убивать. Не заставляй нас».
Линус Вольфингер рассмеялся. «Знаешь, управлять этой студией теперь даже не весело? Всё уже не так весело». Он сказал, очень точно подражая Арнольду Шварценеггеру: « Hasta la vista, baby». Он сунул пистолет в рот и нажал на курок.
ТРИДЦАТЬ ТРИ
Они только что вернулись в гостиницу «Холидей Инн». Линус Вулфингер был мёртв всего час. Казалось, гораздо дольше.
Ник стоял перед телевизором и наблюдал, как Джон Ротман, старший сенатор от Иллинойса, сталкивается с множеством камер и толпой кричащих репортеров.
«... Нам сообщили, что это ваша жена, сенатор, та самая, которая, как все считали, сбежала с одним из ваших помощников три года назад. Её тело нашли, но где же ваш помощник?»
«... Сэр, что вы почувствовали, когда вам сообщили, что нашли тело вашей жены?»
«...Она мертва, сенатор, а не живёт с другим мужчиной. Вы считаете, что ваш помощник убил вашу жену, сэр?»
«... Как вы думаете, сенатор, как это повлияет на вашу политическую карьеру?»
Ник просто смотрела на экран, не веря своим глазам. Она чувствовала сильную боль и нарастающую ярость. Джон Ротман наконец выследил Клео и убил её. Чтобы заставить её замолчать. И чтобы отомстить за письмо, которое она написала Нику?
Она смотрела на это лицо, которое, как ей казалось, она любила, на это подвижное лицо, которое могло выражать такую радость, смеяться и шутить с величайшим обаянием, на лицо, которое могло скрывать ужасные тайны. Она смотрела, как он выступает, другого слова не подобрать.
Он был прирождённым политиком, актёром невероятного таланта. Сенатор Джон Ротман не проронил ни слова на все вопросы. Он стоял неподвижно, словно библейский мученик, пока в него летели камни. Он выглядел одновременно стойким и невероятно усталым, и старше, чем месяц назад. Она не видела, чтобы из него вытекал страх; она видела лишь боль, невыносимую боль. Даже она, знавшая, что это за человек, знавшая, что он сделал, на что способен, чувствовала исходящую от него боль. Если бы её сейчас спросили, убил ли он Клео, убивал ли он когда-нибудь кого-нибудь или пытался ли кого-нибудь убить, она бы однозначно ответила «нет». Он был самым правдоподобным человеком, которого она когда-либо видела в своей жизни.