Покончив с отрядом «правых», кринтийцы не стали тратить время на сбор добычи. Лошадей и оружие бросили прямо на месте. Забрали только порох, пули и несколько «прилучников», чьи рукояти не украшала вычурная резьба или инкрустации. Пленников, которых волей-неволей освободили, хотели отпустить на все четыре стороны, но, поскольку они едва стояли на ногах, то пришлось поручить их заботам Морин, выполнявшей в отряде роль лекаря. Правда, Кухал строго приказал племяннице, чтобы занималась ими она на ходу, в телеге, куда заставили забраться и единственного из южан, получившего рану — Конвея Дорн-Филху, который недоумённо разглядывал глубокий порез на предплечье левой руки и одновременно чесал затылок правой. Старый волынщик немедленно заявил, что Конвей нарочно подставился под удар аркайлца, а то и сам себя «чикнул» по руке, чтобы быть поближе к Морин. Гвен альт Раст и сам замечал за время пути, что молодой кринтиец с татуировкой ветвисторогого оленя на щеке неравнодушен к племяннице предводителя, но та держалась с ним подчёркнуто холодно, несмотря на вздохи и томные взгляды. По мнению прана Гвена, они составили бы прекрасную пару, но что-то, видимо, не заладилось. Зато сейчас они зарычали на Диглана в один голос — любо-дорого посмотреть. Волынщик убрался от греха подальше, а отряд продолжал путь, перейдя на бег. Теперь на арьергардный дозор возлагалась большая ответственность — Кухал назначил туда братьев Дорн-Кью, Лира и Энгуса, признанных следопытов.
Конечно, после такого побоища нужно было уходить как можно дальше, при этом, желательно, никого снова не повстречать и, вообще крайне необходимо, избежать погони. Кринтийцы перешли на неторопливый размеренный бег, лошадей гнали рысью по бездорожью и повозки подскакивали на ухабах, как рыбацкие лодки на морской зыби. Офра сидела рядом с праном Гвеном и время от времени принимала у него вожжи — из девушки, благодаря хладнокровию и твёрдой руке, мог получиться неплохой возчик. Лишь бы силёнок хватило. Бриан и Прозеро бежали рядом с телегой, придерживаясь за борт. Алхимик что-то бормотал под нос, не глядя под ноги, и пару раз едва не растянулся. Он умел погружаться в собственные мысли так глубоко и надолго, что всё вокруг переставало иметь значение. Свойство настоящего учёного. Может, потому их так мало? Большинство, должно быть, гибнет ещё в юном возрасте, свалившись с моста, попав под колёса фургона или врезавшись лбом в каменную стену.
По дороге пран Гвен размышлял, кто же такая Офра? Совершенно ясно, что не та, за кого себя выдаёт, но кто же? Шпионка? Вряд ли… Это племя скрывает свои умения гораздо лучше. Юная прана, начитавшаяся романов и решившая стать героиней одного из них, но только в жизни? Тоже вряд ли… Это хороший сюжет для романа, но в действительности сбежавшую из дома дворянку или вернули бы родные или убили бы давно. Да и времена, когда глава даже самого захудалого Дома позволил бы дочери упражняться с оружием, давно миновали. Так что и это предположение приходилось отбросить. Может, она и правда, жонглёрка, метательница ножей, только повидала в жизни всякого и перестала бояться вида крови? Одни люди, которым и в зрелом возрасте тяжело зарезать кролика, но они себя заставляют, сцепив зубы, а другие даже будучи детьми убивают всяких зверьков со спокойным сердцем или даже с затаённой радостью. Из них потом выходят хорошие убийцы для гильдии Чёрного Джа… Не из них ли она? Глава тайного сыска гордился, что довольно хорошо знал всех наёмных убийц Аркайла, но о хорошенькой голубоглазой и светловолосой девице лет двадцати-двадцати пяти он не слышал. Или Офра не из Аркайла? Да нет, болтает чисто, без унсальского сглатывания окончаний, без трагерского раскатистого «р-р-р», без кевинальского излишнё правильного «что», не говоря уже о вирулийсцах, которые словно каши в рот набрали.