Наблюдая, как неспешно беседуют эти два опытных воина, прен Гвен понял, что не уедет из Вожерона, пока не откроет для себя — какой же такой помощи просил у кринтийев альт Грегор? Так что придётся рискнуть. Как говорят в Трагере, риск — благородное дело.
[1] Сорочий скок — нарушение темпа и ритма движения лошади, когда передние ноги идут, как на рыси, а задние совершают прыжки, как при галопе.
Глава 2
Ч. 1
В Унасале осень вступал в свои права раньше, чем в других столицах северного материка. Сказывалась близость Карросских гор, где снег лежал и зимой, и летом.
Учёные всех двенадцати держав спорили — спасает ли высокогорный кряж живущих к югу от него людей от смертельных холодов или, напротив, без него стало бы легче жить. С одной стороны холодные ветра, срывавшиеся с заснеженных вершин, доставляли много неприятностей — вымерзали посевы, гибли плодовые деревья. Но с другой, Карросс прикрывал щитом от бескрайней северной пустоши, где человек не мог выжить вообще. Летом туда ещё изредка заходили самые отчаянные промысловики, поскольку мех обитавших там снежных лисиц ценился на вес золота. Но никто и никогда не слышал о человеческих племенах, которые обитали бы севернее гор. Да и как же там жить? Половину года солнце не всходило совсем, от жесточайших морозов кожа на руках и лицах путешественников лопалась и слазила лохмотьями, если не смазывать её барсучьим жиром. Если не успел вовремя развести костёр, ты — мертвец. И если бы не было гор, то эта холодина катилась бы на северные земли Унсалы и Аркайла.
Людям свойственно привыкать к погоде в тех краях, где они живут, где родились и выросли, где похоронены их предки. Возьми изнеженного вирулийца и отправь его валить лес на южных склонах Карросса… Что получится? Да ничего. Помрёт, выкашливая лёгкие, надышавшись морозным воздухом. Или отморозит пальцы, оставшись калекой на всю оставшуюся жизнь. Да и работать так, чтобы обеспечить достойное существование не сможет. Разбалованные они там на югах щедрыми урожаями, когда ткнёшь в землю палку, а через год она уже плодоносит, когда урожаи собираются по два раза в год, когда попав в лес, можно прожить на одних только диких плодах и ягодах.
Унсальские края не баловали местных жителей. Их богатства приходилось вырывать с силой, отбирать у земли. Вся жизнь — борьба. С непогодой, с дикими зверями, с разными невзгодами, которые подкидывала природа.
Конечно, унсальцам грех было жаловаться.
Где росли самые лучшие леса? У них. Лиственницы, сосны, могучие ели на севере. Дубы, буки, липы — южнее. Вали, распиливай на доски и продавай. В любом уголке мира, где корабелы закладывали на верфях суда, старались использовать унсальскую древесину. Ну, кроме Аркайла — там хватало своей древесины. Самые мощные военные каракки, несущие десятки пушек, способные выдержать океанский шторм, строились даже на Браккарских островах из унсальского леса.
Где самая плодородная земля? Тоже в Унсале, только южнее, на берегах великой реки — Уна. Правда, чтобы сеять рожь и пшеницу, приходилось рубить и раскорчёвывать те же леса. Так повелось издревле.
На заливных лугах паслись тучные коровы, дающие жирное молоко. Многочисленные притоки Уна обеспечивали посёлки, приютившиеся на их берегах рыбой. Щуки, сомы, сазаны, белорыбица, плотва. В самом Уне — широком и полноводном — в сети и на крючки перемётов попадались огромные осетры. Чтобы поднять иного, требовались совместные усилия полудюжины взрослых мужчин.
В недрах здешних земель скрывались залежи железных, медных, оловянных и серебряных руд. Встречалось рассыпное золото, самоцветы — рубины, бериллы, турмалины, гранаты, горный хрусталь. Добывали и поделочный камень — бирюзу, яшму, орлец, малахит, тигровый глаз и лазурит. Копали ямы, ломали горючие сланцы и даже каменный уголь, благодаря которому местные ремесленники варили отличную сталь. Не такую, конечно, как трагерская, но уступавшую всего лишь чуть-чуть.
До недавнего времени браккарцы, разорвавшие всякие торговые отношения с Трагерой, пользовались доброжелательным отношением унсальских королей и закупали у них корабельный лес, сталь и зерно. Но всё изменилось, когда корону надел Ронжар альт Брандт, сменив на троне своего деда Брегара альт Брандта, прожившего удивительно долгую жизнь — восемьдесят восемь лет, о таком не упоминали даже в летописях и церковных книгах. Не мудрено, что батюшка Ронжара не дождался своей очереди, сойдя в могилу от неведомой хвори, сожравшей ему печень, как червяк-плодожорка выгрызает сердцевину яблока.