Со сна ей показалось, что она снова в родительском доме. Дождь барабанит по крыше, по крыльцу, по навесу, под которым отдыхает старая мамина "чеви-нова"...
Рядом послышался какой-то шорох. Жасмин вздрогнула.
- Ч-что...
- Спи, не бойся. Это я.
Лайон.
В ее постели?
Нет, не совсем. Она в спальном мешке. Двойном мешке, потому что Лайон любит привольно раскидываться во сне, так он ей объяснил. А сам он.., он тоже в мешке, рядом с ней.
Этой ночью он не раскидывался. Он обнял ее, крепко прижав к себе, уютно устроив ногу между ее ног, и под неумолчный шум дождя они заснули вместе.
Глава 6
Дождь. Дождь, и тепло, и запах земли и мыла, и еще тот тонкий мужской аромат, который -Жасмин это знает - принадлежит лишь одному человеку на свете. Лайон крепче прижимает ее к себе, что-то сонно бормочет ей в волосы. Но он не спит.
Еще не понимая хорошенько, что делает, Жасмин подалась бедрами навстречу жару его тела.
- Не очень-то это разумно, - прошептала она.
- М-м?
- Я говорю... - Она попыталась отодвинуться. Потому что спальник тесен для двоих, потому что промозглая сырость грозит забраться и под непромокаемый покров.
Потому что он возбужден, и она тоже. А она ведь даже толком не знает этого человека!
И еще потому, что не в силах сдержаться. Больше всего на свете хочет она прижаться к нему теснее, а затем повернуться к нему лицом и почувствовать вкус его губ.
Господи боже, что с ней происходит? Никогда она не испытывала того, что называется страстью. Даже с Эриком - только притворялась, и он, кажется, об этом догадывался. Они никогда об этом не говорили. Они вообще редко говорили о чем-либо кроме грандиозных планов Эрика и более чем скромных ее собственных. Все их разговоры крутились вокруг Эрика: чего он хочет, что для этого нужно, какие у него шансы, что может ему помочь, а что - помешать...
Рука Лайона легла ей на грудь. Жасмин зажмурилась и сжалась в комок, тщетно пытаясь защититься от искушения.
- Нет! - прошептала она, не оттолкнув, однако, его руку.
- Да...
Голос его был хриплым, как у только что проснувшегося человека. Большим пальцем Лайон начал поглаживать торчащий сосок, и с каждым движением ее словно пронзал электрический разряд, внизу живота рождалась угрожающая дрожь.
Дождь барабанил по размокшей земле, по воде, по обнаженным деревьям. Дождь оглушал, отгораживал от всего мира.
Лайон замер.
- Да... - выдохнул он трудно и хрипло.
- Что "да"? - И ее голос звучал натужно, с хрипотцой. Совсем не так, как обычный голос Жасмин.
- Да, ты права. Я веду себя неразумно. Но, как ни смешно, в тот миг ей казалось, что ничего разумнее и быть не может. Словно она появилась на свет для того, чтобы лежать в объятиях этого человека, в палатке, пасмурным февральским утром, когда и прошлое, и будущее тонут в монотонном шуме дождя.
Она заворочалась и повернулась на спину, желая взглянуть ему в лицо. Не прикоснуться - нет, ни за что! - и, уж конечно, не заниматься с ним любовью. Из этого все равно ничего не выйдет. Все ополчилось против них: и спина Лайона, и колено, не говоря уж о ее собственном здравом рассудке.
А жаль.
Жаль, что у нее не останется ничего на память о поездке в Каролину. Не будет прекрасного воспоминания. И много-много лет спустя, когда Лайон станет для нее лишь смутной тенью из прошлого, она не сможет сказать: "Да, однажды и мне довелось узнать, почему люди так сходят с ума из-за этого самого секса!"
Она всегда мечтала проникнуть в эту тайну. Как, наверно, и любая несчастливая женщина. "Секс, деньги и власть - вот что правит миром!" так твердила ей Синтия, а Син, несмотря на легкомысленную внешность, была очень здравомыслящей девушкой.
Но Жасмин ей не верила. Деньги, власть - может быть, но секс? Стоит ли огород городить из-за такой ерунды? И однако есть же в этой "ерунде" что-то такое, что умнейших людей заставляет терять рассудок?
Но теперь она начала понимать. Стоило Лайону к ней прикоснуться, и мир вокруг ожил, заиграл новыми красками и звуками, подобных которым не встретишь ни в одном фильме. Ничего особенного не делая, этот угрюмый, ворчливый медведь сотворил с ней то, что не удавалось до сих пор ни одному мужчине.
В том числе и Эрику - Эрику с безупречными манерами, кашемировыми пиджаками и трехсотдолларовыми ботинками. А ведь в Эрика она была влюблена по уши, разве не так?
Полно, так ли?
- Пора вставать! - объявила она решительным шепотом. И тут же добавила в полный голос:
- А почему, собственно, я шепчу?
Он рассмеялся. Лицо его было в нескольких дюймах от ее лица, и даже в сером утреннем свете Жасмин различала каждую черточку, каждую морщинку, каждый крохотный шрамик.
Выходит, и он видит ее с той же безжалостной ясностью? Жасмин и в лучшие-то времена не считала себя красавицей. Как же выглядит она сейчас, после встречи с ядовитым плющом, тесного общения с комарами, мошкарой и прочими прелестями дикой природы? Даже подумать страшно! Эх, будь у нее мозги, она выскочила бы из мешка в ту же секунду, как он туда залез!
Жасмин ждала, неотрывно глядя на звездчатый шрамик у него под левым глазом. Лайон молчал. Ни слова, ни движения. Потом он вздохнул и закрыл глаза.
Как хотела бы Жасмин разрядить обстановку каким-нибудь невероятно глубокомысленным замечанием, чтобы он восхитился ее остроумием и думать забыл о том, как она выглядит!
Молчание затягивалось. Жасмин терпеть не могла таких ситуаций, это заставляло ее нервничать, она готова была нести любую чушь, только чтобы прервать тишину.
- Этот цвет, кажется, называется аквамарин? Он открыл глаза. Взгляд недоуменный и недоверчивый.
- Твои глаза... Такой необычный оттенок синего. Я знаю трех женщин, которые носят линзы такого цвета, но в реальности он встречается очень редко, почти так же редко, как бирюзовый. Я никогда не видела бирюзовых глаз. Наверное...
Договорить она не успела. Аквамариновые глаза, опушенные длинными ресницами, придвигались все ближе и ближе. В конце концов, Жасмин закрыла глаза и позволила ему себя поцеловать.
Поцелуй был именно таким, каким должен быть поцелуй. Жар, волнение, нежность, неутолимый голод и в то же время какая-то изысканная неторопливость, словно им некуда спешить, словно в запасе у них вечность.
Он обнял ее за талию, и она начала гладить его теплую спину, замирая, когда ощущала под пальцами новые шрамы.
Он коснулся ее губ языком. Не настойчиво, не властно вторгаясь внутрь уговаривая, соблазняя. Почти лениво, словно в тот момент ему нечем было больше заняться, кроме как дразнить ее легкими касаниями языка.
Неохотно оторвавшись наконец от его рта, Жасмин ткнулась лицом ему в шею, где на горле отчаянно билась голубая жилка. Странно подумать, что один человек может оказать на другого такое воздействие! И ее пульс бьется как сумасшедший... Что же все это значит?
Вдруг ей захотелось действовать. Впервые в жизни она хотела, желала, стремилась взять командование на себя. Головокружительное упоение собственной силой охватило ее; она толкнула его на спину (осторожно, чтобы он ничего себе не повредил) и легла на него, поймав его ноги в капкан своих бедер, прильнув к нему нежно, ласково...
Нет, не нежно и не ласково - бурно, со страстью, с огнем!
Господь и все святые! Что это нашло на тебя, Жасмин?
Звук собственного взволнованного дыхания донесся до нее, и сердце внезапно наполнилось ужасом. Она открыла глаза.
Снова наступило молчание.
- Дождь перестал, - произнесла наконец Жасмин. - Лучше мне.., пора...
- Прости меня.
Стоя на четвереньках. Жасмин оглянулась через плечо, чтобы понять, за что он просит прощения. За то, что едва не занялся с ней любовью?
Или за то, что не довел дело до конца?
- Я тоже.., тоже прошу прощения. Надеюсь, я.., это не повредило твоей спине... - И немного помолчав, добавила: