— Было бы из-за чего. Я люблю тебя искренне. Мы не встречаемся с тобой. Ты, да и вообще все ваше семейство — настоящие мусульмане, которые придерживаются старых обычаев. Хвалю и благоговею! Ты — мой идеал. Внешне современно выглядишь, а в душе ты все еще под чадрой. Умница. Но, извини, избивать себя не позволю.
— Айша, не трогай. — Она повернулась к Бабирханову. — Ты тоже хорош. Неужели я сукина дочь?
— А я? По-твоему, я кто? Он выругался, и я ответил.
— Ради меня ты должен был смолчать.
— Смолчать, смолчать, — проворчал он. — Я и так молчу ради тебя. Ради тебя я иду наперекор всему и всем. Только не знаю, зачем и почему.
— Ну не иди. Я не прошу тебя об этом.
Он вдруг встал и резко подошел к ней.
— А если бы они узнали, что ты сейчас здесь, рядом со мной?
Эсмира опустила глаза и ответила не сразу.
— Зарезали бы. И тебя, и меня.
— Спасибо, утешила.
— И соседи стали шушукаться. Чувствую, плохо это кончится. Вдова, свободная женщина, а ведь и в голову никому не придет, что между нами ничего нет, кроме телефонных разговоров.
Несколько дней Бабирханов не находил себе места от мучивших его вопросов и сомнений.
Сотрудники как-то недоверчиво косились на него, старались держаться подальше. Завотделением была с ним подчеркнуто вежлива, что не могло не настораживать Бабирханова. Его одолевала досада. Надо же, думал он, только пришел сюда, в эту поликлинику и — вот тебе раз. Такой нелепый случай. Он понимал — братьев Эсмиры кто-то намеренно натравил на него. Но кто? И за что? Впрочем, эти вопросы волновали гораздо меньше, чем мысли о соседке. Последние недели он постоянно думал о ней. О том, что она необыкновенно привлекательна, довольно умна, в меру честолюбива. Эта что-то не из обычного теста.
Бабирханов ломал себе голову и не находил ответа. Главный вопрос, мучивший его, — чего же она хочет, не подпуская к себе и в то же время чисто по-женски приманивая, — не давал ему покоя. Мысли о ней отгораживали собой все остальные нужды и дела. Он почти перестал навешать маму, лишь изредка переговаривался с ней по телефону. Реже стал засиживаться с отцом перед телевизором. Иногда звонила дочь, справлялась о нем. К ужасу своему Бабирханов как-то поймал себя на мысли, что говорит сухо со своей дочерью. Он ругал себя за это, проклинал. Но стоило ему услышать голос Эсмиры, как он сразу же преображался.
Цвета жизни неожиданно поблекли для него. Оставался один-единственный — цвет Эсмиры. Общаясь с ней преимущественно по телефону, он стал смотреть на мир ее глазами.
Не все ему нравилось в ее характере, однако, помимо собственной воли, он принимал и негативное в ее духовном облике.
В такое состояние, вероятно, может впасть человек, самоотверженно и бескорыстно полюбивший, не обращающий внимания ни на какие условности жизни.
Если людей условно разделить на две категории — честных и лицемеров, то с точки зрения здравого смысла Бабирханова можно было приписать к когорте первых. И как обидно слышать от некоторых, тех, кто, увы, переполняет в наши дни второй лагерь, что ты лицемер, что у тебя, мол, жена, семья, а ты влюбился в какую-то вдову.
Нет, вероятно лицемеры все-таки те, кто, имея семью, спокойно и бездумно гуляют на стороне, отдаваясь только физической страсти.
Бабирханов вошел в квартиру. Отца еще не было. Сел к телефону и набрал ставший родным номер.
Эсмира заговорила торопливо, бойко, словно боясь упустить главное. Такое возбужденное состояние, как уже прежде отметил для себя Бабирханов, вполне соответствовало истинности сказанного.
— Представь себе, в музее, много залов, много народу. А ты идешь где-то впереди, на небольшом расстоянии, и я за тобой. Куда ты, туда и я. Иду и боюсь, что потеряю. Проснулась около пяти и нервничаю. Так и не смогла уснуть.
— Миленькая моя… Значит, действительно любишь?
— Зачем тебе? Что — если да и что — если нет? Что изменится?
— Не знаю.
Секунду Бабирханов колебался.
— Я решил, — пылко заявил он, — я разведусь, и мы поженимся.
— Смотрите-ка, он решил. Я не хочу разрушать семью. На чужом горе своего счастья не построишь.
Сострадание охватило Бабирханова. Сострадание к этой справедливо рассуждавшей женщине. От волнения он даже привстал.
— Я должен постоянно ощущать твою близость. Должен чувствовать, что ты рядом, в соседней комнате. Стираешь в ванной или возишься на кухне. Все равно. Но ты должна быть всегда рядом со мной.
— Постарайся не показываться братьям на глаза. А я переговорю со старшим. Он утихомирит младшего.
— Кстати. Ты не общаешься с соседками?