Потом Бабирханов с матерью поужинали. Настроение у обоих заметно поднялось. Попив еще чаю, мама прилегла.
— Как твои семейные дела? — вдруг спросила она.
— Все так же, — недовольно ответил он, чувствуя, что сейчас начнутся расспросы.
— Не думаешь ехать за ними?
— Пока нет.
— Из-за той женщины? — она укоризненно покачала головой.
— Не знаю.
— Подумай.
Он уже думал об этом. И думал не раз. Почему-то он был уверен, что Эсмира разыграла его тогда, что у нее нет никакого любовника в бюро по обмену. Тем не менее это его задевало за живое. Пылкая любовь и страшная ненависть вели в нем междоусобную борьбу. Не любит, рассуждал он. Побаловалась легким флиртом и решила поставить точку. А на самом деле встречается с кем-то. А почему я ей был нужен, задал себе он вопрос и сам же ответил — просто так. Ведь любой женщине приятны объяснения в любви, даже если она безразлична к ним — большинство женщин тщеславны, а уж эта — особенно.
Он встал.
— Ну, я пойду, мам.
Женщина, не глядя на него, тихо произнесла.
— Я ни к чему тебя не принуждаю. Ты у меня единственный из детей. Поступай, как знаешь. Лишь бы тебе было хорошо.
Весь следующий день ломал себе голову над поисками единственно правильного решения. Чувства к Эсмире, несмотря на вызванную ею ревность, казалось, были несокрушимы. Он стремился к ней, не думая ни о дочери, ни о своей семье вообще. Несколько раз порывался позвонить, поддавшись минутному порыву.
Подходил к концу рабочий день. Медсестра, куда-то исчезнувшая на полчаса, вернулась, готовая уйти уже насовсем.
— Доктор, если вы разрешите, я уйду. Сегодня четверг, мне надо быть на поминках.
Он невидяще посмотрел на нее и машинально кивнул.
Оставшись один, Бабирханов закурил. Наблюдая за сизыми облачками дыма, он напряженно размышлял.
Мама и отец давно разведены. Живут врозь. Сестра и брат безнадежно больны, он один является связующим звеном между родителями, между братом и сестрой. Отец немощен, в любую минуту может случиться непоправимое. Мама сердечница, вдобавок страдает полиартритом. За всеми нужно уследить, всем надо протянуть руку помощи. Эсмира? Эсмира, Эсмира… — Даже не раздавшийся звук ее имени причинил ему щемящую боль. Я тебя люблю, люблю всем сердцем, но что значит любовник?! Ах, любовник? Ну и катись к нему, а у меня своих забот по горло.
Вновь и вновь, уже в который раз он представил себе ее лицо. Круглое, с правильными и мелкими чертами лицо, миндалевидные глаза, чрезмерно накрашенные. Недавно осветленные волосы сделали ее блондинкой и какой-то искусственной, не натуральной Эсмирой. Но все же Эсмирой, которую он любил и без которой не мыслил и дня существования. А она… А она — «любовник»…
Зазвонил телефон. Бабирханов моментально снял трубку.
— Алло… алло, — нетерпеливо повторил он, — алло.
В трубке молчали, затем послышался глубокий вздох, в следующую минуту — отбойные гудки.
«Она! — у него тревожно екнуло сердце. — Она. Больше просто некому. Просит, чтоб я позвонил. А заговорить самой не хватает смелости. Выходит, любовник просто розыгрыш?»
Он быстро снял трубку телефона, набрал номер.
— Это ты сейчас звонила? — глухо спросил он, услышав дорогой ему голос.
— Нет, не я, — отвечала она.
— Как твой любовник?
— А тебе-то что?
— Не груби. Если ему хорошо, значит, и тебе хорошо. Если ему плохо, значит, и тебе плохо. А я не хочу, чтоб тебе было плохо.
Она ответила не сразу.
— Трогательное сочувствие. Даже слезы умиления наворачиваются.
— Потому что люблю тебя, — не удержался Бабирханов.
— Отстань от меня. Зато я тебя не люблю. Его люблю.
Он нервно усмехнулся.
— Перестань, — еле сдерживая себя, вымолвил он. — Я не верю. Мне кажется, ты хочешь спровоцировать во мне ненависть к себе.
— Это уже твое дело, — равнодушие, казалось, било через край. — Пошутили и хватит. Больше не звони. Не отнимай у меня времени.
Бабирханов промолчал, не зная, что ответить. Молчала и она. Наконец он решился.
— Эсмира, в последнее время я вообще не могу работать. Если так дальше пойдет, меня могут уволить. Да еще выговор этот. И все из-за тебя. Ты всегда передо мной.