Роман сбрасывает вызов, но не поворачивается в мою сторону. А вот я начинаю чувствовать острое желание извиниться. Чёрт, опять я облажалась. Сколько же можно? Роман не двигается, гипнотизируя какую-то точку на полу, словно она сейчас начнет отвечать на его немой призыв. Мышцы напряжены, а дыхание тяжелое, как будто на нем лежит стокилограммовая гиря. Мне это совсем не нравится….
— Прости, я случайно.
— Не важно, - бросает он, кидая телефон на кровать, - Нужно собираться, у меня ещё есть время. Я подброшу тебя до дома.
А потом он снова скрывается за дверью, но уже шкафа, выуживая какие-то вещи. Мне остается только зайти в ванную и взять запасную зубную щетку. В отражении было заметно, как расширились зрачки и тут уже не ясно, из-за яркого света это или из-за страха, который вселился в меня. Было реально не по себе. Как будто залезла туда, где мне совсем не место. По Роману было видно, что он недоволен, а вот о причинах приходилось гадать. Конечно же, ему было неприятно, что я ответила на звонок, это безусловно. Думаю, я бы тоже не обрадовалась. Но повод ли это для такой замкнутой реакции? Да и…я вполне искренне извинилась.
Кроме того, меня волновал новый вопрос в моём списке вопросов, которые я должна задать Роману: кто такая Марго? Ведь именно к ней, судя по всему, он сейчас собирается. И от меня он этого не скрывал. Плюс сам говорил об обязательствах, что мы храним верность в наших отношениях, какими бы они ни были. Возможно, она родственница? Но что тогда случилось? Он был не зол на неё, как я понимаю сейчас, скорее, обеспокоен. Ведь сначала он спросил, что случилось, а я ведь даже не сказала, что она звонила несколько раз.
Что-то тут не так….
Глава восемнадцатая.
Глава восемнадцатая: От лица Аси.
Я даже не представляла, насколько это может быть пугающим. Я о молчании.
Например, моя мать никогда не сдерживала себя. Если ей что-то не нравилось – она говорила. Если я ошибалась – она исправляла. Если ей что-то нужно было – она просила. Каждый день она спрашивает меня, как прошёл мой день, хоть и знает, что искренне отвечать на этот вопрос я перестала уже очень давно, возможно, ещё в школе. Но она всё равно спрашивает и недовольно поджимает губы, когда я говорю, что всё нормально.
«Всё нормально» - это вообще оскорбление, как по мне. Иногда так хочется взять и спросить, а это как вообще? Что для тебя норма? Нормально, если я отравилась, но чувствую себя достаточно хорошо, чтобы врать тебе в лицо о том, что у меня «всё нормально»? Или выплеснуть тебе правду в лицо? Почти уверена, многим будет всё равно.
Но молчание гораздо хуже, чем это «всё нормально». Так ты хотя бы знаешь, что человек жив и в достаточной степени соображает, чтобы отвечать тебе. Но что делать с тишиной? Громкой и давящей тишиной, которая буквально выбивает у тебя последний воздух из груди, когда ты подрываешься к телефону от любого оповещения на нём, а потом лишь разочаровываешься, потому что это не то.
Роман вел себя…как всегда. Да, пожалуй так это и можно описать. В тот день всё было действительно нормально. Ровно до звонка Марго, которая выбила Романа из колеи, а уже он – меня.
Роман правда довёз меня до дома, как и обещал. И даже улыбнулся на прощание. Вот только я не думала, что в следующий раз я увижу эту улыбку…неизвестно когда.
То был последний день, когда мы разговаривали с Романом. Да вообще хоть как-либо контактировали! Потому что на следующий день от него не поступило ни единого сигнала. И на следующий за ним – тоже. Я даже решилась на то, чтобы лично написать ему, однако, сообщение оказалось проигнорированным. Но это ведь не страшно, верно? Он может быть занят. В конце концов, может ему так настойчиво названивала Марго именно из-за того, что случилось что-то важное. Этим я себя и утешала, стараясь держать себя в руках и не срываться по пустякам. Больше времени на тренировки, больше репетиций и, самое главное, больше похвалы от матери. Она была только рада тому, что я перестала бегать туда-сюда, словно заяц, и снова вернулась к привычному распорядку дня.
Ну, хоть кто-то радовался.
По мере течения времени мне казалось, что руки начинают трястись всё сильнее. И окончательно мои подозрения подтвердила моя виолончель, когда я в очередной раз неуклюже выронила смычок, а потом – одному лишь Богу известным образом – умудрилась порвать струну. Тренировка была прервана и отложена на неопределенный срок. А сама я решила, что мне просто необходим чай. Да-да, зеленый, с ромашкой. И с лошадиной дозой успокоительного.