— Моя дорогая мисс Феррерс, даже не надейтесь убедить меня в вашей невиновности. Вы же позировали для фотографа у доски. Более того, вы должны были позировать и в этом... в таком виде в саду! — Лоррен беспомощно качала головой, но директриса неслась дальше: — Вы развлекаете репортера в классе в День открытых дверей! — Она бросала слова, уверенная в неисправимой безнравственности девушки. — И не пытайтесь мне сказать, что вы так наивны, что полагаете, будто он прилетит на такое мероприятие только ради своей статейки!
Лоррен понимала, что своим сарказмом директриса стремится унизить ее и заставить сгореть от стыда, но гневные слова мисс Мэллоди пролетали мимо ее ушей. Ничто уже не могло задеть ее за живое. Алан предал ее! Верный своей профессии, он доказал, что способен кинуть любого, друга и врага, на съедение волкам, если это отвечает его интересам.
— Думаю, — как сквозь вату донесся до нее голос директрисы, — что вам лучше подыскать себе другое место работы. После этой чудовищной истории я сомневаюсь, что, если вы останетесь в штате, нам удастся сохранить доверие родителей наших девочек. К тому же, — продолжала она бубнить, но Лоррен почти не слушала ее, — содержание статьи показывает, что вы вопреки моей воле продолжали вести предмет, которого нет в школьной программе. Так что у меня нет веских причин, а у вас — смягчающих обстоятельств, чтобы реабилитировать вас в моих глазах! — И она наконец отпустила Лоррен небрежным взмахом руки.
День тянулся мучительно медленно. Лоррен понимала, что страдает не от слов директрисы, а от отношения к ней большинства сослуживцев, сторонящихся ее, как зачумленной. Но самую глубокую боль причиняла мысль о вероломстве Алана, и от этой невыносимой муки ей хотелось кричать. Забота и сочувствие Анны подействовало, как небольшая анестезия, и Лоррен стало чуть полегче. Подошел Хью, окинул ее взглядом и сказал со снисходительной улыбкой:
— Ну что, ты обратила на себя его внимание, не так ли, Лоррен? Еще одна маленькая шутка Алана?
Услышав это, Лоррен задохнулась от гнева, а придя домой, она увидела счастливо улыбающуюся ей мать с газетой в руке и, не выдержав, излила все на ни в чем не повинную Берил.
— Но, дорогая, — запричитала мать, сгорбившись под непосильной ношей, свалившейся на нее со словами дочери, — здесь такие прекрасные снимки!
— Мне сейчас только и не хватает твоей материнской гордости! — продолжала бушевать Лоррен. — А хочешь, я расскажу тебе, что думает обо мне наша драгоценная директриса? — И, ничего не скрывая, она рассказала Берил все — все, в мельчайших деталях.
Когда она сделала паузу в своем горьком повествовании, собираясь с духом для дальнейшего рассказа, Берил нахмурилась:
— Жаль, что здесь нет Джеймса, он бы тебя успокоил.
— Меня уже никто не успокоит! — крикнула девушка. — Никто!
Увидев слезы в глазах матери, она осеклась, поняв, что передала свою боль, сбросила ее на плечи матери. Девушка села рядом с ней, положила руку на вздрагивающее плечо и тихо сказала:
— Постоялец, как всегда, отсутствует? Полагаю, теперь он не сможет смотреть мне в глаза. Не удивительно, что он избегал меня все последние дни. Он все знал!
— Не осуждай его, дорогая, пока он не скажет свое слово.
— Осуждать его? А что ты предлагаешь мне сделать? Броситься к нему на шею и поблагодарить за то, что я потеряла работу?
— Я не думаю, Лорри, что это Алан. У него не тот характер.
— Не говори мне этого! Все сделал он! Он прекрасно понял, что из этого получится отличная статья. Ни один журналист не устоит перед таким шансом. И им безразлично, кого это затронет. Алан ничем не отличается от остальных.
— Не говори так, Лорри. Он сын Нэнси Дерби! — Лоррен вновь услышала в голосе матери слезы. — В любом случае хорошо, что ты поменяешь школу. Я всегда говорила, что эта Мэллоди — старая кошелка. И ты могла бы стать такой же, Лорри! Я же говорила тебе, правда? Я начала даже беспокоиться о тебе — твоя чопорность стала переходить все границы. Смена места работы спасет тебя от этого. Найдешь себе прекрасную современную школу с прогрессивной директрисой...
Но такой оптимизм вместо сострадания вызвал у Лоррен новый всплеск раздражения.
— Все, с меня хватит! — Она вскочила.
— Но, Лорри, сейчас время чая. Скоро придет Джеймс...
— Я ничего не могу есть.
— По-моему, идет дождь...
— Пусть дождь!
Лоррен бросилась наверх в свою комнату, переоделась в старые брюки и набросила ветровку. Спустившись, крикнула матери:
— Когда придет твой любимчик, скажи ему... — к ее досаде, голос немного дрогнул, — все, что я о нем думаю.