— Я буду ждать, — сказал Рэндол.
— Благодарю вас, — ответила Вероника.
Прошло еще три месяца, и, наконец, состоялся первый их совместный вечерний выход — вначале в кино, а затем в ресторан, поужинать.
Она вернулась домой к одиннадцати. У порога ее дома он пожелал ей спокойной ночи.
Возвращаясь к своей машине, он кивнул сам себе — да, дом чудесный, уютный, комфортабельный, хотя и небольшой, в образцовом порядке и в замечательном месте. Она станет очень хорошей женой для серьезного человека, даже если он собирается быть президентом банка.
Медовый месяц они провели на Ниагарском водопаде.
В первую брачную ночь Джон стоял у окна в новой пижаме и шелковом халате. Рядом с ним на столике в ведерке со льдом мерзла бутылка шампанского, которую отель обычно презентовал всем новобрачным. Проспект обещал прекрасный вид на водопад из окна каждого номера, но забыл, правда, упомянуть, что этот вид ограничивают два других отеля так, что видно только узенькая полосочка воды. Зато можно было невозбранно любоваться облаками над водопадом, что он и делал, когда в комнату вошла Вероника.
На ней была ночная рубашка из тончайшего шелкового шифона с шелковой же отделкой на груди, а сверху наброшен прозрачный пеньюар. На лице застыло почти испуганное выражение.
— Ты не возражаешь против бокала шампанского? — спросил он.
Она кивнула.
Неумело он откупорил бутылку. Пробка хлопнула, вылетела и отскочила от потолка. Он засмеялся.
— Именно этим и отличается хорошее шампанское от плохого, — сказал он с видом знатока. — Пробка должна лететь в потолок.
Засмеялась и она.
Он наполнил два бокала и один подал ей.
— У меня тост. За нас! — сказал он при этом. Они пригубили искристый напиток.
— Неплохое шампанское, — сказала она.
— Иди сюда, посмотри в окно, — позвал он. Она взглянула ему в глаза и покачала головой.
— Пожалуй, я лягу в постель. Я немного устала после такой долгой поездки.
Он наблюдал, как она укладывает пеньюар на стул, ложится в кровать, закрывает глаза.
— Тебе не слишком режет глаза свет, дорогая? — спросил он.
Она кивнула, не открывая глаз.
Он выключил верхний свет и подошел к кровати с другой стороны.
Укладываясь, он услышал ее легкое дыхание. Осторожно прикоснулся к ее плечу.
Она не пошевелилась.
Тогда он повернул ее лицо к себе. В слабом свете ночника он увидел, что глаза ее открыты.
— Пожалуйста, помоги мне, — прошептал он смущенно. — Я никогда... видишь ли... еще ни разу... — он совсем смутился и умолк.
— Ты хочешь сказать... — спросила она и умолкла.
— Да! — вздохнул он. — Конечно, я бы мог... Но я знал, что не смогу себя заставить лечь ни с кем, кроме как со своей женой.
— Господи, как это прекрасно! — воскликнула она. Все ее страхи мгновенно рассеялись. Наконец-то по крайней мере никто не будет сравнивать ее с другими бабами, как, несомненно, сравнивал вечно Боб. И требовать, чтобы она кончала, и говорить, что ей никогда не будет хорошо, если она не научится кончать. Нет, она сделала правильный выбор!
— Джон... — прошептала она.
— Да?
Она протянула к нему руки.
— Первое, что ты должен сделать, — прижаться ко мне и поцеловать меня.
Медленно, нежно она провела его через все таинства своего тела до того момента, пока вздрагивающий от желания его член не стал таким твердым, что он уже больше не мог терпеть. Тогда она взяла его в руки и впустила в себя.
С непроизвольным стоном он тут же мгновенно излился в долгом болезненном, сотрясающем все тело оргазме. Когда он затих, она взяла в руки его взбухшие яички и, нежно массируя, выдавила остатки спермы из них, как учил ее Боб. От ее прикосновения он застонал опять, потом умолк, тяжело дыша. Тогда она выскользнула из-под него.
Он погладил ее лицо с удивлением и благодарностью.
— Я никогда ничего подобного не испытывал, — сказал он.
Она не ответила.
— А тебе было хорошо?
— Очень хорошо, — ответила она сонным голосом.
— Я слышал, если мужчина кончает слишком быстро, женщина не получает никакого удовлетворения. Она улыбнулась снисходительно:
— Не правда. Может быть, женщины определенного сорта... Ты мне дал все, чего я желала.
— Ты не просто так говоришь, чтобы успокоить меня? — спросил он озабоченно.
— Конечно, нет. Я говорю тебе истинную правду. Мне никогда не было так хорошо, даже с Бобом. Я вполне удовлетворена.
— Я страшно рад, — прошептал он.
Она подвинулась к нему и поцеловала нежно.
— Я люблю тебя, — сказала она тихо.
— И я люблю тебя, — ответил он и вдруг добавил с ноткой удивления в голосе. — Знаешь, я думаю... я опять хочу...
— Постарайся не думать об этом. Больше одного раза за ночь вредно, это может вызвать серьезные нарушения, и ты навредишь своему здоровью.
— Потрогай меня еще, — попросил он. — Он опять твердый...
Она разрешила ему взять свою руку и положить туда. Ей показалось, что он высечен из камня. Она удивилась: даже Боб никогда не возбуждался вторично так быстро.
— Мне кажется... если только сегодня... второй раз, то ничего страшного не будет, а? — сказал он умоляюще. — Возьми меня... пусти к себе...
Она со вздохом покорилась, взяла его и помогла войти в себя. На этот раз он продержался дольше, но все равно взорвался в ней буквально через несколько минут. Он застонал от странной комбинации боли и наслаждения, когда его почти пустые железы напряглись, чтобы вытолкнуть из себя то, что в них еще оставалось.
Наконец, он буквально скатился с нее и лег рядом, тяжело дыша.
— Ты знаешь, — сказал он немного погодя, глядя на нее, — пожалуй, ты была права.
— Конечно же, я была права, — согласилась она и поцеловала его в щеку. — Теперь постарайся заснуть, — добавила она ласково. — Выспишься, отдохнешь и завтра все будет в порядке. Одного раза достаточно...
С этой ночи у них все так и происходило...
Глава 7
Увидев Джери-Ли, Берни спустился с вышки спасателей и подошел к ней.
Она расстилала полотенце в своем излюбленном месте.
— Ты не сердишься на меня за вчерашнее? — спросил он.
— А разве я должна сердиться? — улыбнулась она.
— Я вовсе не хотел...
— Все о'кей, — быстро сказала она. — Ничего страшного не случилось.
И вообще, мне тоже понравилось...
— Джери-Ли! — воскликнул он, пораженный.
— А что? Разве что-нибудь не так? Разве тебе не было хорошо? Он не ответил.
— Может быть, мне не дозволено получать удовольствие? — воинственно спросила она. — Или только мальчишки обладают чувствами?
— Но, Джери-Ли, девушкам полагается быть совсем другими...
Она рассмеялась.
— Если они другие, то они просто несчастные, лишенные радостей жизни создания, вынужденные делать то, что им вовсе не нравится!
— Знаешь, Джери-Ли, я тебя совершенно не понимаю. Один день ты такая, другой — совсем непохожая.
— Какая есть! И, по крайней мере, мои слова соответствуют тому, что я считаю в данный момент правильным, — сказала она. — И вообще, девушки, как известно, в этом возрасте меняются! — она откровенно смеялась над Берни. — А вот платье ты мне испортил основательно. Матери я сказала, что выплеснула что-то на себя в кухне, — она продолжала смеяться.
— Ничего смешного. Я из-за этого не спал всю ночь, чувствовал себя ужасно виноватым.
— Даже так? Не стоит терзаться. Просто в следующий раз будь чуть-чуть осторожней.
— Следующего раза не будет, Джери-Ли, — я обещаю, что больше не потеряю головы.
Она посмотрела на него испытывающе и чуть насмешливо.
— Обещаю, правда. Я слишком уважаю тебя...