Когда Клара принесла ребенка к Эльмире покормить, она начала понимать, что той он не нужен. Мать отвернулась, едва Клара поднесла малыша к ней поближе. Младенец скулил от голода.
– Мэм, его надо покормить, – проговорила Клара, и Эльмира не протестовала, когда ребенка поднесли к ее груди. Но дело шло туго. Сначала вообще не было молока, и Клара начала бояться, что ребенок ослабеет и умрет, прежде чем они успеют его накормить. Наконец удалось выцедить немного молока, но так мало, что через час он уже снова плакал от голода.
«Плохое молоко, – решила Клара, – ведь женщина не ела прилично, похоже, уже несколько месяцев». Эльмира не смотрела на ребенка, даже когда он сосал грудь. Кларе самой приходилось его держать и всячески поощрять, смазывая губки молоком.
– Мне сказали, вы замужем за шерифом, – заметила Клара, решив, что не мешает поговорить. Возможно, именно муж и вынудил ее сбежать. Наверное, он ей не нужен, как теперь не нужен этот ребенок.
Эльмира не ответила. Ей не хотелось разговаривать с этой женщиной. Груди так распирало, что она едва терпела боль. Она не возражала, чтобы ребенок пил молоко, но смотреть на него она отказывалась. Ей хотелось встать и заставить Звея отвезти ее в город к Ди, но она понимала, что пока не сможет двигаться. Ноги так ослабели, что она едва шевелила ими в постели. Вниз она сможет спуститься только ползком.
Клара взглянула на Эльмиру и не стала сердиться. Ее не слишком удивило, что женщина не хочет ребенка. Она тоже не хотела Салли, боялась, что девочка может умереть. У этой женщины должны быть свои страхи – ведь она несколько месяцев ехала через пустыни с двумя охотниками за бизонами. Возможно, она от кого-то убегала, возможно, кого-то искала, и нет никакого смысла задавать ей вопросы, потому что она и сама могла не знать, почему она убежала.
И еще Клара вспомнила, какая ее охватила усталость, когда родилась Бетси. Она последний ребенок; это были самые тяжелые роды, и, когда все кончилось, Клара три часа не могла поднять головы. Даже говорить она тогда едва могла, а ведь Эльмире пришлось еще труднее, чем ей. Лучше всего дать ей отдохнуть. Когда она наберется сил, тогда и к ребенку отнесется иначе.
Клара спустила младенца вниз и поручила девочкам. Сама быстро вышла во двор и поймала цыпленка. Большой Звей молча наблюдал от фургона, как она ловко свернула ему шею, ощипала и вымыла.
– Последнее время в этом хозяйстве постоянно варится куриный бульон, – заметила Клара, внося цыпленка на кухню. У них осталось немного куриного бульона, она подогрела его и отнесла Эльмире. Она поразилась, застав Эльмиру на ногах и смотрящей в окно.
– Господи, да вам лучше лечь, – сказала Клара. – Вы столько крови потеряли, вам надо набраться сил.
Эльмира покорно подчинилась. Она также съела несколько ложек бульона.
– Далеко до города? – спросила она.
– Достаточно далеко, вам не дойти и не доехать, – ответила Клара. – Город никуда не убежит. Почему бы вам просто не отдохнуть пару дней?
Эльмира промолчала. Старик назвал Ди pistolero. Хотя ей и было безразлично, как называли Ди, ей бы только его найти, но новости ее обеспокоили. Кто-нибудь может пристрелить его до ее появления. Он может уехать, может быть, уже уехал. Она не могла вынести этой мысли. Все ее будущее сводилось к одному: найти Ди Бута. Если она его не найдет, то убьет себя.
В течение дня Клара несколько раз безуспешно пыталась заинтересовать Эльмиру мальчиком. Эльмира разрешала его покормить, но и тут без особых успехов. Молоко было таким жидким, что через час ребенок снова просыпался от голода. Девочки все спрашивали, почему он так много плачет.
– Он есть хочет, – отвечала Клара.
– Я могу пораньше подоить корову, – предложила Салли. – И мы можем дать ему молока.
– Наверное, придется, – согласилась Клара. – Но сначала нужно его вскипятить. «Слишком жирное для такого малыша, – подумала она. – Заболит живот, и это может его убить». Она сама почти весь день проносила на руках беспомощное маленькое существо, покачивая его и что-то ему нашептывая. Он уже не был красным, напротив, очень бледным, к тому же совсем маленьким, не больше пяти фунтов, так она думала. Она сама сильно устала и к вечеру начала срываться – то ругала девочек за шум, то отправлялась на веранду едва не в слезах. Может, и лучше, если он умрет, думала она, но в следующее мгновение ребенок на секунду открывал глаза, и сердце ее наполнялось жалостью к нему. И она ругала себя за черствость.
Когда стемнело, она вошла в дом и зажгла лампу в комнате Эльмиры. Заметив, что глаза ее открыты, Клара хотела передать ей ребенка. Но Эльмира снова отвернулась.