В эти часы он часто вспоминал старые времена, других людей, живших подле лошадей, объезжавших их, ездивших на них, умирающих в седле. Он гордился парнем, жалел, что их отношения раньше так неудачно складывались. Но ничего уже нельзя изменить. Он подумывал, не поговорить ли с ним когда-нибудь, как просил Гас, и все же он молчал. Не мог, и все тут. Если он оставался с парнем наедине, слова не шли на ум. Только от одной мысли о том, чтобы заговорить на эту тему, у Калла перехватывало горло, как будто кто-то крепко сжимал его рукой. И вообще, что могут изменить несколько слов? Всех прошедших лет им не изменить.
Ньют удивлялся, что это капитан все время за ним наблюдает. Сначала он нервничал — возможно, капитан смотрит, потому что он делает что-то не так. Но день шел за днем, капитан просто наблюдал за ним, иногда сидел часами, даже если было дождливо и холодно. Ньют даже стал ждать Калла. Он понял, что капитану нравится смотреть на него. Поскольку капитан поручал ему все более ответственные дела, Ньют стал соображать, что, скорее всего, мистер Гас сказал ему правду. Капитан — его отец. Иногда, когда капитан долго наблюдал за ним, он почти верил, что это правда, что он скоро сам ему об этом скажет. Ньют стал ждать, надежды его все возрастали. Даже если капитан ничего не говорил, Ньют гордился тем, что тот приходит посмотреть на его работу.
Целых две недели весной Ньют был очень счастлив. Он никогда не рассчитывал столько времени проводить с капитаном и все надеялся, что тот вскоре с ним заговорит и объяснит все, что так мучило юношу последнее время.
Однажды ночью в конце мая Калл никак не мог заснуть. Он просидел до рассвета перед палаткой, думая о мальчике, Гасе и предстоящем путешествии. На следующий день после завтрака он отозвал Ньюта в сторонку. Он не сразу смог начать говорить, та самая рука снова сжала ему горло. Парень стоял и терпеливо ждал. Калл злился на себя за такое странное поведение, но наконец смог заговорить.
— Я должен везти в Техас Гаса, — начал он. — Думаю, меня не будет год. Ты будешь здесь хозяином. Пи тебе поможет, а остальные тоже достаточно надежны, хотя мне кажется, что ирландец тоскует по дому и может уехать.
Ньют не знал, что и сказать, только смотрел на капитана во все глаза.
— Когда будешь продавать скот, помни, той женщине причитается половина, — продолжил Калл. — Так захотел Гас. Ты можешь класть деньги в банк на ее имя в Милс-Сити. Я ей скажу, что они там, когда увижу ее.
Ньют не верил своим ушам. Его сделают хозяином! Он ждал дальнейших распоряжений, но капитан от вернулся.
Попозже они с Пи Аем и Нидлом объезжали берег реки, чтобы проверить, не увязли ли где коровы. Те вечно забредали на топкие места. Вытаскивать их оттуда трудно, грязно и противно, но необходимо: если пойдет дождь, вода в реке может подняться, и животные погибнут.
Было ветрено и холодно. Ньюту пришлось залезать в грязь трижды, чтобы поднять задние ноги завязших одногодков, в то время как Нидл набрасывал на них лассо и тянул за голову. Ньют, как мог, соскреб грязь с ног, снова надел штаны и собирался уже направиться к дому, как заметил направляющегося к ним капитана. Он ехал на Чертовой Суке, а в поводу вел Жирняка, коренастого мула, проделавшего с ними весь путь от Техаса, и рыжую лошадь по кличке Джерри, которую Калл считал лучшей после Чертовой Суки. На мула была уложена вывеска Августа.
— Похоже, капитан уезжает, — заметил Пи Ай. — Он берет с собой Жирняка и запасную лошадь.
У Ньюта упало сердце. Он знал, что капитан должен уехать, и все же надеялся, что тот задержится, пусть хоть всего на несколько дней.
Калл подъехал к троице, спешился, к всеобщему удивлению, снял седло с Чертовой Суки за вместо нее оседлал Джерри. Затем он подвел Чертову Суку к Ньюту.
— Посмотри, подойдет ли ей твое седло, — произнес он.
Ньют так удивился, что просто смотрел на капитана и молчал. Он решил, что неправильно его понял. Никто, кроме капитана, никогда не ездил на кобыле с то го дня, как ее купили.
— Что сделать? — переспросил он.
— Попробуй, как ей придется твое седло, — повторил Калл. Он ощущал такую усталость, что трудно было говорить. Ему казалось, что в любой момент он может задохнуться.
— Боюсь, ей это не понравится, — заметил Ньют, глядя на кобылу, которая прядала ушами, как будто понимала, о чем речь. Но капитан не взял назад своего указания, так что Ньют расседлал маленького гнедого, того самого, подаренного ему Кларой, и перенес седло на кобылу. Калл держал ее за удила, пока Ньют оседлывал. Потом он передал Ньюту поводья и вынул из чехла свое ружье. Вытащив винчестер из чехла у седла мальчика, он сунул туда свое ружье. Чехол был слегка тесноват, но все же годился.
— Тебе оно понадобится для охоты на больших медведей, — сказал он.
Когда Калл повернулся, чтобы взглянуть на парня, его охватило странное чувство. Он решил сказать ему, что он его отец, как того хотел Гас. Надо им отъехать на небольшое расстояние, чтобы поговорить без помех.
Он смотрел на Ньюта, за спиной которого лежала Канада, и все же не мог выговорить ни слова. Как будто вся его прошлая жизнь застряла у него в горле, и он не может ни проглотить ее, ни выплюнуть. Он однажды видел, как один рейнджер подавился куском сырого мяса бизона и умер. Так вот он так же давился, давился самим собой. Он чувствовал, что потерпел неудачу в главном — не стал таким, каким хотел быть: стоящий перед ним славный парень тому доказательство. Стыд от сознания этого был настолько силен, что Калл не мог выговорить ни слова. Ночь за ночью, сидя в палатке Уилбергера, он сражался с такими горькими мыслями, что не чувствовал холода Монтаны. Всю свою жизнь он проповедовал честность, избавлялся от тех, кто не соответствовал его стандартам, хотя весь их грех заключался обычно в том, что они врали по поводу несделанной работы или небрежно выполненного приказа. Сам он во сто раз хуже, потому что он нечестен с собственным сыном, который стоит перед ним, держа за поводья Чертову Суку.
Калл подумал, что, может быть, сумеет еще ему все сказать, даже невзирая на присутствующих. Он дрожал, собираясь с силами, и его дрожь и выражение лица сильно озадачили Пи Ая, которому никогда не приходилось видеть, чтобы капитан не мог найти слов. Капитан обычно приезжал и отдавал приказ, вот и все, а теперь он лишь смотрит на Ньюта и руки у него подергиваются.
Глядя на капитана, Ньют испытывал тоску, какой никогда не знал. Уезжай, хотелось ему сказать. Уезжай, если так невмоготу. Разумеется, он не хотел, что бы капитан уезжал. Он казался себе слишком молодым, ему не хотелось нести за все ответственность. Он чувствовал, что с трудом сдерживается. Еще пять ми нут назад он вытаскивал телку из болота. А теперь капитан отдал ему свою лошадь и ружье и стоит, и на лице его выражение такого страдания. Даже в лице Шона О'Брайена, умиравшего от дюжины змеиных укусов, не видел он такой боли. Тогда уезжай, подумал Ньют. Пусть все остается, как есть. Все равно так было всегда. Уезжай.
Калл сделал несколько шагов к парню и сжал его руку так крепко, что Ньюту подумалось, его пальцы достали до кости. Потом капитан повернулся и попытался сесть на Джерри. Он продел ногу в стремя лишь с третьей попытки. Как же он жалел, что не умер на Масселшелле вместе с Гасом. Все легче, чем знать, что поступаешь нечестно. Его собственный сын стоял перед ним — Калл уже был абсолютно в этом уверен. После стольких лет сомнений, в душе зная, что это так, он все еще не мог назвать его сыном. Он потерял свою честность, давно потерял, поэтому ему остается лишь уехать.