Так что поживем – увидим. Между прочим, Кэт обворожительна. Они с Майклом друг друга обожают: просто удивительно, как они сблизились за столь короткое время. К тому же она очень умна (по правде говоря, я ее немного побаиваюсь). Но вот тебе главная новость: влюбленность Филипа уже сослужила ему хорошую службу. Он набрался мужества открыто объявить папе и тете Эстелле, что весенний семестр в Дартмуте был для него последним, что он собирается бросить естественные науки (он их всегда терпеть не мог, учился на двойки и занялся-то ими только для того, чтобы угодить папе) и направит все свои силы на то, чтобы стать писателем. Ура! «И я готов встретить последствия лицом к лицу», – заявил он папе. Никаких последствий, разумеется, не было.
Слава богу, Филипу понадобилось меньше времени, чем мне, чтобы усвоить урок: наш отец всегда любил нас и принимал такими, как есть, просто он скрывал это за своей рассеянностью и трубочным дымом. Нам не требовалось бунтовать или становиться в точности такими, как он, чтобы завоевать его привязанность. Филип утверждает, что это я вдохновила его на подвиг. Я! Потому что взяла, что хотела, не думая о последствиях. Это он так говорит. Ну, если так оно и есть, значит, я счастлива вдвойне, хотя и не представляю, как это можно – быть еще счастливее. Но я ничего особенного не сделала: просто воспользовалась счастливым случаем, чтобы осуществить свою заветную мечту. Никакой моей заслуги в этом нет. Нет, если кто и вдохновил Филипа на подвиг, я совершенно уверена, что это Кэт».
У противоположной стены каюты ее заветная мечта зашевелилась во сне и перевернулась на другой бок, запутавшись ногами в простыне. Открывшийся Сидни вид сзади был до того соблазнителен, что ей стало трудно сосредоточиться на письме. Она приложила руку ко лбу, чтобы не отвлекаться, и вновь взялась за перо.
«Макнейлы утверждают, что озеро Мичиган напоминает им Лох-Раннох – озеро в горной Шотландии, где расположено их поместье. В это трудно поверить, но полагаю, что через несколько дней мне предстоит убедиться собственными глазами, так это или нет. Как бы то ни было, ты ни за что не угадаешь, Кэм, что они задумали. И это не пустые фантазии, а реальный план. Они собираются купить земельный участок на озере Мичиган и построить особняк – нечто вроде второго дома, куда они могли бы приезжать, если мы с Майклом все-таки обоснуемся в Америке.
Разумеется, на этот счет еще ничего окончательно не решено; мы еще даже не говорили о том, где мы будем жить. В любом случае пусть решает Майкл. Куда бы он ни отправился, я последую за ним без малейших сожалений. И все же не могу тебе передать, какую радость доставляет мне мысль о том, что его семья не будет настаивать, чтобы он остался в Шотландии. Признаюсь честно: я удивлена. Отец Майкла очень горд, для него нет ничего превыше долга и ответственности. Ну что ж, посмотрим, что будет –дальше. Мое будущее покрыто мраком неизвестности, но оно меня не тревожит. Я чувствую себя счастливой, и в моей душе нет места ничему другому».
Сидни положила перо и встала. Невозможно сосредоточиться даже на минуту, когда рядом такой соблазн. Всего в двух шагах… Солнце, светившее в иллюминатор их каюты, расположенной на верхней палубе, придало обнаженной коже Майкла восхитительный золотисто-медовый оттенок. Они занимались любовью меньше часа назад, а ей уже хотелось все начать сначала. Если она его разбудит, он тоже ее захочет. Можно ли этому противиться?
Она села у него за спиной и положила руку на его теплое от солнца плечо. Под ее весом матрац прогнулся – его тело коснулось ее бедра.
– Привет, соня, – шепнула она, и он улыбнулся, не открывая глаз.
Сидни пощекотала нежную кожу на внутренней стороне его локтя, легко провела ногтями к запястью и обратно.
– Просни-и-и-ись, – протянула она.
Майкл застонал, делая вид, что ему не хочется, но Сидни прекрасно видела, что он уже вполне проснулся. Она подняла его отяжелевшую со сна руку, перецеловала все пальцы, потом прижала его ладонь к своей груди. Улыбка Майкла стала шире, сонная вялость окончательно оставила его. Оба они одновременно замурлыкали себе под нос, сообщая друг другу тихим довольным напевом без слов о пробуждении взаимного интереса.
– Ты проснулся?
– Начинаю просыпаться. А который теперь час?
И он медленными осторожными движениями начал гладить ее по прохладному атласу ее халата.
– Понятия не имею.
Сидни закрыла глаза, упиваясь уже хорошо знакомым ощущением томной тяжести в животе. Она наклонилась и потерлась носом о его ухо: этот трюк никогда ее не подводил. Майкл втянул в себя воздух сквозь зубы. В ту же минуту его руки распахнули полы халата и прошлись по ее разгоряченной коже. Они поцеловались.
– От тебя всегда хорошо пахнет, и ты всегда сладкая. Как тебе это удается?
Сидни пожала плечами, мечтательно улыбаясь. Майкл говорил ей об этом так часто, что она уже почти готова была поверить.
– Ты тоже неплох на вкус. Мне нравится, – заметила она. – По правде говоря, мне все в тебе нравится.
Он смущенно усмехнулся и развязал бант атласного кушака у нее на талии.
– Хочешь лечь рядом со мной?
– А почему бы и нет?
Но сначала Сидни сняла халат, не сводя глаз с его лица. Под халатом у нее ничего не было. Взгляд Майкла никак нельзя было назвать похотливым, но в нем недвусмысленно светилось лестное для Сидни восхищение. Никогда прежде Сидни не чувствовала себя до такой степени женщиной, как в последние три дня.
– Как ты думаешь, нам когда-нибудь надоест этим заниматься? – спросила она, вытягиваясь рядом с ним.
– Только не мне.
Он ответил с такой детской горячностью, что она засмеялась.
– И мне тоже нет, – торжественно пообещала Сидни. – Даже когда нам будет пятьдесят. Даже когда стукнет восемьдесят.
– Сто.
– Сто двадцать.
Они оба принялись хихикать. Майкл натянул простыню на голову, что обычно служило сигналом к началу состязания в щекотке или в какой-нибудь легко– мысленной и волнующей борьбе/причем он всегда устраивал так, что Сидни выходила победительницей. Но на этот раз они просто потерлись друг о друга и перекатились через себя, слитые воедино от губ до пальцев ног. У Майкла заурчало в животе.
– Я этого не слышала, – предупредила Сидни, обвивая его шею руками и поворачивая голову, чтобы ему удобнее было ее поцеловать. – Если ты голоден, можешь закусить мной.
Он так и поступил, тихонько покусывая ее губы и язык, пожирая ее влажными сочными поцелуями. Его руки бродили по ее телу, и она начала тонуть в густом сладком тумане. Майкл прошептал что-то невыразимо нежное, проникнув в нее, и весь мир куда-то провалился.
Тихо и медленно, нежно и легко. Затяжные, до обморока, поцелуи и неспешные ласки рук, тела, перекатывающиеся по нагретой солнцем постели. Низкий протяжный стон вырвался из горла Майкла, и все изменилось в мгновение ока. Они снова перевернулись, отчаянно цепляясь друг за друга, их руки и губы стали жадными и нетерпеливыми. Сама не веря своим ушам, Сидни начала шептать ужасные, бесстыдные вещи, чтобы еще больше возбудить его, поскорее привести к вершине. Она дала себе волю.
Чистый восторг – это невозможно было вынести. Торжество сильной, мускулистой, влажной от испарины плоти. Насыщающее наслаждение.
Они рухнули на постель в изнеможении. Иногда, утомившись после любовных подвигов и упиваясь победой, они начинали заливаться счастливым торжествующим смехом. А иногда на Сидни накатывал приступ слез – безо всякой причины, просто от избытка чувств. На этот раз они просто без сил лежали рядом, держась за руки.
Стук в дверь оживил их до какой-то степени.
– Ты что-нибудь слышал? – сонно и не вполне искренне спросила Сидни.
Если кому-то придется встать и открыть дверь, ей хотелось, чтобы это был он. Тук-тук-тук.
– Нет, я ничего не слышу, – пробормотал Майкл, уткнувшись в подушку.
Сидни шлепнула его по голым ягодицам и отбросила простыню.