Вот почему, когда на следующий день я ехала к Пэтти, я чувствовала, что поступаю с ней бесчестно. Она-то не знала того, что знала я, а я знала, какой смысл вкладывала в слова «забегу посмотреть». Смысл был следующий: «не нужен мне никакой третий кот, во всяком случае, сейчас», но я почувствовала бы себя очень-очень плохой, если бы отказала наотрез после того, как выслушала всю историю до конца. А маленькой оговоркой я сохранила за собой моральное право соскочить с крючка.
— Мы просто обязаны его взять. Он должен жить дома, — решительно сказала мне Мелисса накануне вечером, когда я поведала ей историю слепого котенка.
Мелисса мне не чужая — у нее-то я и живу в одноэтажном домике с двумя спальнями с видом на Саут-бич, где все расходы на коммунальные услуги, продукты и мелочи для дома мы делим пополам, притом что я еще и пытаюсь сэкономить на собственное жилье. Так что когда Мелисса говорит «дом», она имеет в виду именно этот дом. Она — замечательная, и она здесь хозяйка, а потому на многие вещи, которые кажутся мне непреодолимым препятствием, она обращает не больше внимания, чем на досадный «глюк» на экране монитора. Ни выросшие счета у ветеринаров, ни бесплодные попытки подыскать жилье на троих (или уже на четверых, со мной вместе?), ни перспектива попасть в категорию «несвидабельных», как нынче говорят, — ничто не могло вызвать у нее состояния, близкого к агонии. Что касается последнего пункта, то лично мне уже чудились мужские голоса из будущего: «Вот что я скажу тебе, приятель: вообще-то она отпадная, совсем не дура, и все при ней, но три кота в довесок… Сам понимаешь…»
Честно говоря, я даже не успела задуматься о том, подхожу ли я сама такому котенку, как этот — за ним, конечно же, нужен особый уход, а в чем он может заключаться, я и представить себе не могла. И что делать, если он так и не научится самостоятельно передвигаться? А что, если мои кошечки знать его не захотят и устроят ему несносную, по кошачьим меркам, жизнь? Что, если я сама окажусь не готовой к тем тяготам, которые накладывает такая опека? Я, которая и о себе самой позаботиться не могу… Если принять в расчет тот факт, что, по сути, я и сама была бездомной.
Что меня вдохновило, так это слово «мы» в устах Мелиссы — по крайней мере, мне есть на кого положиться. А раз так, то где-то в потаенных уголках моего сознания зашевелилась мысль: «Может быть, и впрямь — рискнуть привезти его сюда, а почувствую, что не справляюсь — всегда есть Мелисса…»
— …Но последнее слово, конечно, за тобой, — словно эхо донесся до меня ее голос, — ведь когда ты подыщешь себе жилье, вы, естественно, переедете вместе.
На встречу с ветеринаром со всей скоростью, на которую были способны мотор и колеса, меня подгоняло прежде всего чувство вины: не возьму я — не возьмет никто другой. Я легкая мишень, когда дело касается животных, и все это знают. Я была ветераном среди волонтеров всевозможных организаций, которые помогали четвероногим по всему Майами, а когда еще мы жили с Джорджем, я часто приходила домой в слезах, вопреки всем разумным доводам умоляя взять из приюта собачку или кошечку, которым грозила эвтаназия, если не найдется хозяин. Мое единственное по сию пору столкновение с законом, таким образом, произошло в мою бытность студенткой колледжа, когда я участвовала в акции протеста у центра по изучению приматов, за что и была арестована. А в школьные годы меня до самого порога всегда сопровождала стайка бродячих собак и кошек, которым я отдавала свой пакет с завтраком, не задумываясь над тем, что буду делать на большой перемене.