Нила и Флинта обслуживала сама Селена.
— О, Селена! — Нил принял от нее ромовый пунш.
— Мистер Нил! — поклонилась она хозяину. — Сэр! — Такой же поклон Селена адресовала Флинту, шикарному разряженному кавалеру, каких она еще и не видывала.
— Дорогая! — засиял улыбкой Флинт.
Нил же все примечал, взвешивал и раздумывал.
— Поласковей, поласковей с капитаном, — поучал он Селену, но у нее работы было выше головы, тут уж не до ласк, улыбнуться толком и то некогда.
Оглядеть капитана и его команду Селена, впрочем, успела. И увиденное ей понравилось. Они на удивление были молоды. Если не считать офицеров, всем едва за двадцать. Загорелые, задубелые, разодетые для отдыха на берегу: белые штаны, башмаки с пряжками, яркие рубахи и чулки, головы обвязаны шелковыми платками. У всех татуировки, в ушах золотые серьги, и на каждом — целый арсенал оружия.
Но главное, что отличало их от обычных торговых моряков, — даже не пистолеты и клинки, а создаваемая ими особая неспокойная атмосфера. Саванна в пятидесятые годы XVIII столетия место не для слабаков, но и по местным стандартам «цыплятки» Флинта казались «коршунами». Однако нынче все они пребывали в добром настроении и за пару часов надрались до бессознательного состояния. Веселье затихло, Флинт и Нил удалились обсуждать дела, Селена и ее команда принялись разгребать свинарник, в который превратился питейный сарай. Селена заскочила в кладовую, чтобы пересчитать бутылки, и услышала сзади звук шагов. Обернувшись, девица едва не подпрыгнула, увидев перед собой совершенно трезвого мужчину в чистой, незагаженной одежде. Прежде она его не видала. Это явно не одна из тех пьяных свиней, которые очнулись и поднялись на задние копыта, чтобы поискать еще пойла.
Она оглядела незнакомца и нахмурилась. Селена узнала его. Уж о ком, о ком, а о нем она наслышана.
Селена и флинтовых головорезов увидела сегодня впервые, однако в Саванне о них частенько поговаривали, так что поневоле узнаешь — да и Чарли Нил, тесно связанный со своей опасной клиентурой, просвещал девушку. У этой публики сегодня один главарь, завтра другой. Поэтому Нил старался держаться в курсе событий, вникать в дрязги, свары и заговоры внутри этого сообщества.
Потому-то Селена и поняла, кто перед нею. Длинный, светловолосый, широколицый; глаза большие, умные. Очень аккуратный. В общем, такого ни с кем не спутаешь.
Вошедший отвесил Селене придворный поклон, расписавшись в воздухе шляпой.
— Джон Сильвер к вашим услугам, мэм.
— Долговязый Джон! — вырвалось у нее. — Вас называют Долговязым Джоном, так?
— Совершенно верно, мэм, он самый. Ловко вы меня вычислили. — Он не переставал улыбаться. — Ладное вы создание, сударыня, ловко скроенное. А по речи судя, так самая настоящая леди. Дивлюсь я, как такое могло случиться?
Селена на этот чреватый неприятностями вопрос ответила своим вопросом.
— Долговязый Джон Сильвер. Вы тот самый, которого боится капитан Флинт?
— Да благословит Господь вашу невинность, — в ужасе воздел руки Сильвер. — Откуда столь прелестное существо почерпнуло эти клеветнические измышления?
— Вся эта шушера так болтает, — кивнула Селена в сторону питейного зала.
— Ай-яй-яй — как-то обреченно покачал головой Долговязый Джон, как бы получив удовлетворительное, но не радующее его объяснение прискорбного факта. — Конечно же, бедные ребята… — И он принялся загибать пальцы, называя имена «бедных ребят»: — Джордж Мерри, Бешеный Пью, Черный Пес… — Он нахмурился, как пастор, незадачливые ученики которого никак не могут освоить катехизис. — Даже высокочтимый мистер Билли Бонс… Многие из моих добрых друзей не умеют держать язык за зубами, опрокинув в себя бутылку-другую.
Улыбка доброго дядюшки вернулась на его физиономию, он опустил руку на обнаженное в соответствии с модой плечо Селены и нежно его погладил.
— Не верьте, не верьте этим клеветникам, дорогуша.
Селена, не разделяя его благодушия, стряхнула с плеча крепкую мужскую руку. Она силилась понять, чего этому типу надо от нее.
Долговязый Джон прищурился и слегка склонил голову к плечу.
— Кстати, раз уж мы об этом случайно разболтались… О чем эти пустобрехи там трепали? И почему славный капитан Флинт, храни его Всевышний, должен меня бояться?
— Потому что вы хотите отнять у него корабль, — сообщила она то, что сама лишь недавно услышала из многих нетрезвых уст.
— Чтоб меня черти на куски разодрали! — в ужасе закатил глаза Долговязый Джон — Сердце кровью обливается! Слышать такую клевету из милых уст невинного дитяти! Я-то, бедный, сил не жалеючи, тружусь, стараюсь, чтоб только капитану угодить…
Селену зачаровала игра мимики и жестов собеседника. Она чуть было не поверила, что он сокрушается совершенно искренне, но Сильвер вдруг шагнул, оказался к ней вплотную и провел рукой по ее щеке. Она попыталась выскользнуть, вдруг поняв, чего он от нее хочет, однако путь к бегству оказался отрезанным. Долговязый Джон зажал «невинное дитя» в угол.
— В любой момент я могу доказать преданность моему дорогому капитану, — продолжал он болтать, уже прижав Селену к себе. — Ибо ежели я чего пожелаю, то и беру, дорогуша.
— Кишка тонка! — снова повторила она то, что слышала у столов. — Потому что вы не умеете ни курса проложить, ни с циркулем обращаться, ни с квардадром… или как его там…
Физиономия Сильвера исказилась, как будто Селена сунула ему раскаленную докрасна кочергу в причинное место.
— Да брось ты! — выдохнул он.
— Да! Слабо тебе! Это работа для джентльмена. Вот капитан Флинт джентльмен, а ты нет. Так-то!
— Флинт? — взвизгнул обиженный Сильвер. — Флинт дже… Ай! Ой, не могу, держите меня!
— Да, — булькнула Селена, но голоса своего не услыхала. Сильвер оглушительно хохотал, держась за нее, чтобы не свалиться от такой сногсшибательной новости.
Глава 6
Матросы жгли капитана взглядами. Судно прочно увязло в песке. Капитан Спрингер побагровел, надулся, задохнулся. Не обладал он ни умом, никаким-либо дарованием, ни даже склонностью к своей профессии. На палубе оказался по воле отца-моряка, а всему, что умел, научился по принуждению, из-под палки, тяжким трудом.
Благодаря ожесточенной храбрости в бою и удаче в мирное время он продвинулся по службе намного дальше, чем сам ожидал, но насчет своих способностей не заблуждался. Не дрогнуть под огнем противника да удерживать в повиновении подпалубную публику, с грехом пополам курс проложить к месту назначения… — вот и все, пожалуй. Куда ему до изощренного навигационного таланта Флинта! Да-да, это все Флинт! Капитан вдруг ощутил себя жертвой заговора этого хлыща. Что ж, если Спрингер напортачил, пусть отвечают другие.
— Суки драные! Недоумки палубные! — заорал он, никого особо не выделяя. — Крысы сухопытные, черви гальюнные! — И так далее, не обращая никакого внимания на отчаянные вопли матросов, выкинутых могучим толчком за борт и барахтающихся на мелководье. Утонуть они здесь не могли, но перепугались изрядно. Спрингер поливал грязью команду и всех святых, переваливал ответственность, лишь углубляя презрение и ненависть команды к собственной персоне.
— Сержант Доусон! — завопил он, ибо закономерно напрашивался переход от слов к действиям. — Извлеките этого иридурка-рулевого, и я поджарю его на решетке люка в течение пяти минут. И этих придурков впередсмотрящих… И этих придурков, которые за бортом вопят… И!. И…
Он огляделся в праведном гневе, и каждый мудро <>пустил глаза пред пылающим взором залитых ромом глаз старого пьянчуги. Один, однако, замешкался.
— И этого ублюдка! Наглая скотина! Выпялился на капитана!
Ох, на опасную тропу ступил капитан Спрингер.
Прежде всего, исполнение всяческих дисциплинарных воздействий на судне возлагается на боцмана и его команду. Привлечение морской пехоты — прямое личное оскорбление каждого моряка, равно как и правление штыком и мушкетом. Хуже того, Спрингер решил отхлестать Бена Ганна, рулевого, человека, всею командой уважаемого, — к тому же не за тяжкий проступок, а без всяких оснований, без всякой с его стороны вины. Бен Ганн физически был не в состоянии увидеть опасность, угрожающую судну.