Мария Степановна порылась в тумбочке и извлекла из пачки бумаг и писем пожелтевшую открытку.
СТАРАЯ ФОТОГРАФИЯ. На открытке, отпечатанной в одесской типографии «Вестник виноделия», был изображен плавучий госпиталь «Португаль» - трехпалубное судно с двумя дымовыми трубами. Широкая красная полоса, нанесенная по борту, и большие красные кресты на обеих трубах говорили о том, что это санитарный транспорт.
Убористый типографский текст сообщал: «Госпитальное судно Российского Общества Красного Креста, предательски потопленное вражеской подводной лодкой 17 марта 1916 года в Черном море вблизи турецкого города Офа. Славными жертвами этого злодейского поступка оказались 105 человек, из них 13 сестер милосердия, 24 человека медицинского персонала, 50 человек команды русских и 18 человек французской команды. Из всего состава в 273 человека спаслось 168».
Сейчас, разузнав в книгах подробности этого варварского преступления, я к рассказу Кротовой могу добавить вот что: пароход французской компании «Мессажери Маритим» с началом первой мировой войны застрял в Одессе, так как турки перекрыли Босфор. «Португаль» определили на службу Российскому Красному Кресту, разместили на нем сотни больничных коек и переименовали его в «Транспорт № 51».
16 марта 1916 года «Транспорт № 51», неся на себе знаки госпитального судна, вышел из Батуми, направляясь к побережью Лазистана, где проходила линия сухопутного русско-турецкого фронта. За кормой судна тянулись на буксире паровой катер и три десантных бота для перевозки раненых с берега. На крутой циркуляции один из них зачерпнул воду, и «Португаль» застопорил ход. Злополучный бот подогнали к борту и стали осушать судовыми помпами. Было это в нескольких милях от мыса Фиджи.
В четыре часа утра с мостика «Португали» заметили перископ подводной лодки и тут же - след торпеды. Смертоносный снаряд прошел мимо, хотя неподвижное судно являло собой идеальную мишень. Тогда подлодка - это была германская U-33 под командованием капитан-лейтенанта Гансера - подошла на три кабельтова (500 метров) и с дистанции «кинжального удара» всадила в плавучий госпиталь новую торпеду. На этот раз без промаха. Удар был страшен. Вместе с торпедой взорвались и паровые котлы. Пароход переломился и спустя минуту исчез под водой.
Сопровождавший «Португаль» миноносец «Строгий» ринулся на таран подводного пирата. «Строгий» задел кормой боевую рубку U-33, согнул ей перископ, а себе повредил винты. Субмарина вынуждена была вернуться в Босфор и встать на ремонт.
Позорная атака Гансера предвосхитила волчьи выходки подводников гросс-адмирала Деница, которые спустя четверть века будут топить и пассажирские лайнеры, и госпитальные суда. Но тогда, в шестнадцатом, весь цивилизованный мир откликнулся на гибель «Португали» с гневом и возмущением. Командующему германо-турецким флотом адмиралу Сушону пришлось посылать в Берлин свои объяснения: дескать, в сумерках командир U-33 не разобрал в перископ знаки госпитального судна и принял боты на буксире за десантный отряд.
В ту трагическую ночь лейтенант Домерщиков отличился не только тем, что успел вовремя спустить аварийные плотики, но и тем, что, оказавшись на тральщике, самоотверженно и дельно руководил спасением команды и медицинских работников. За этот, как было сказано в реляции, «человеколюбивый подвиг» он был награжден золотым Георгиевским оружием - саблей с надписью «За храбрость»1. Не прошло и года, как сабля эта ушла на дно морское вместе с другим взорвавшимся кораблем - крейсером «Пересвет», где Домерщикову снова выпало спасать тонущих людей…
Мария Степановна проводила меня до ворот дома престарелых. Я спросил ее, зачем она отнесла столь памятную ей фотографию в кафе. Кротова вздохнула:
- Жизнь моя сложилась так, что прожила одна-одинешенька. Муж от меня ушел, узнав, что после той ледяной купели у меня никогда не будет детей… А тут стала переезжать на новое место, разобрала бумаги, фотографию нашу общую нашла. Ведь вот, думаю, умру скоро, и пойдет все прахом. В музей не возьмут, а тут, может, на стенку повесят, все люди посмотрят… Помните, романс у Кукольника: «Кто-то вспомнит про меня и вздохнет украдкой».
После этой встречи вопрос «Кто же такой Домерщиков, герой или изменник?» извел меня вконец. Из рассказов Еникеева и Кротовой выступал благороднейший человек, спасший на морях сотни жизни. По документам Палёнова Домерщиков представал коварнейшим агентом британской разведки. Кто же прав? Где истина?
Честно говоря, мне очень хотелось, чтобы Домерщиков оказался таким, каким его рисовали и младший механик «Пересвета», и сестра милосердия с «Португали», и командир крейсера Иванов-Тринадцатый. Жизнь этого человека, насыщенная столькими превратностями, походами, подвигами, испещренная загадочными белыми пятнами, волновала, будила воображение.
Она вызывала бы законное восхищение, если бы твердо удалось доказать алиби Домерщикова в таинственной гибели «Пересвета». Но как? Я не историк, не юрист… С чего начать?
Логичнее всего было попытаться отыскать продолжение дневника Иванова-Тринадцатого. И я отправился в главную библиотеку страны - Ленинку.
Глава пятая
ПОСЛЕДНИЙ КОМАНДИР «РЮРИКА»
Москва. Август 1981 года
На какое-то время маленькая уютная читальня на антресолях Ленинской библиотеки стала для меня кают-компанией крейсера «Пересвет». Я поднимался сюда по скрипучей деревянной лестнице, так и хочется написать - трапу, устраивался за длинным рабочим столом, вроде того, что стоял в жилом офицерском отсеке нашей подводной лодки, только пошире и подлиннее, раскрывал карты тяжеленного Морского атласа и вчитывался в дневники командира «Пересвета» Константина Петровича Иванова-Тринадцатого. Мне удалось разыскать все три недостающих журнала с продолжениями и окончанием его походных записей. В одном из номеров был помещен и фотопортрет автора: стриженный под бобрик моряк с огромными кручеными усами, в эполетах с лейтенантскими звездочками и белым крестиком офицерского «Георгия», опирался на эфес палаша. Взгляд грустный, чуть задумчивый…
ВИЗИТНАЯ КАРТОЧКА. Капитан 1-го ранга Константин Петрович Иванов-Тринадцатый родился в 1872 году в Кронштадте. Отец - моряк, из младших офицеров, - определил сына в Морской кадетский корпус. В 1895 году гардемарин Иванов был произведен в мичманы и вышел, как тогда говорили, в Черное море на броненосец «Синоп».
Чтобы отличить новоиспеченного мичмана от других флотских Ивановых, к его фамилии добавили порядковый номер «13». И, как бы в оправдание дурной славы «чертовой дюжины», служба молодого офицера с самого начала пошла трудно. Его перебрасывали с корабля на корабль, с флота на флот… За один девяносто пятый год ему пришлось сменить поочередно «Синоп» на «Двенадцать апостолов», «Двенадцать апостолов» на «Дунай». Так же кочевал он и в следующем году: снова «Двенадцать апостолов», затем номерной миноносец, затем крейсер «Казарский».
Офицер без связей и капитала, Иванов-Тринадцатый служил честно и скромно, не метя на высокие посты и не надеясь на благосклонность фортуны. И уж совсем махнул он рукой на свою карьеру, женившись на дочери ростовского грека-купца (презренное торговое сословие!) Елене Кундоянаки.
Однако же ему было уготовано нечто большее, чем обычная лямка корабельного офицера. Фортуна улыбнулась ему в 1904 году, но улыбка ее была кровавой…
К тому времени тринадцатый из флотских Ивановых, произведенный в положенный срок в лейтенанты, находился во Владивостоке, где командовал батареей на крейсере «Рюрик», не ведая ни сном ни духом, что очень скоро станет последним командиром этого корабля.
В знаменитом бою отряда владивостокских крейсеров близ острова Цусима «Рюрик» разделил геройскую судьбу «Варяга», только более горькую. Истерзанный снарядами, едва управлявшийся корабль остался один на один с японской эскадрой из шести вымпелов.
После гибели командира офицеры «Рюрика» по старшинству сменяли друг друга в боевой рубке. Они поднимались туда, как на эшафот, залитый кровью своих предшественников. Капитану 1-го ранга Трусову оторвало голову, и она перекатывалась в такт качке по скользкой палубе рубки; старший офицер кавторанг Хлодовский лежал в лазарете с перебитыми голенями. Заступивший на его место старший минный офицер лейтенант Зенилов простоял в боевой рубке недолго: сначала был ранен осколком в голову, а затем разорван снарядом, влетевшим под броневой колпак… Настал черед лейтенанта Иванова-Тринадцатого. Оставив свою батарею левого борта, он поднялся в боевую рубку - броневой череп корабля. Мрачное зрелище открылось ему: исковерканные приборы, изуродованные трупы… Не действовал ни один компас.