Наконец он пришел к выводу, что все равно ни до чего путного не додумается. Надо встретиться с Миэ. Только тогда откроется истина.
Тацуо попытался отделаться от мучительно-навязчивых мыслей, хотел прогнать черную боль, копошившуюся внутри. Разложил принесенные с работы бумаги, занялся делом. На какое-то время отвлекся, но перехитрить боль не так-то просто. Комок в горле вроде бы исчез, но чернота выпала в осадок, и избавиться от него он так и не смог.
Поздно вечером, когда пришла Миэ, ничто не изменилось. Саднящее чувство не проходило, мешая ему откровенно поговорить с девушкой. А когда она упомянула про алиби, черный осадок всколыхнулся, и боль снова встала комом в горле. Тацуо целовал и ласкал Миэ словно бы по принуждению.
Наконец он решился заговорить:
— Послушай, Миэ… Ты вчера ночью ушла от меня. Где же ты все-таки была? — В ее глазах на миг отразилось такое отчаяние, что Тацуо поспешно добавил: — Я еще утром хотел спросить тебя, но ты так крепко спала.
— Понятно! Вы изволите меня подозревать, — с надрывом произнесла Миэ.
И Тацуо понял, что наступает критический момент. Подчеркнутая вежливость у нее обычно бывала прелюдией к истерике. И действительно, она начала кричать:
— Не хочу… не хочу… не хочу… Не смей так думать!..
Уткнувшись в его колени, Миэ дрожала и извивалась, а он тихо гладил ее по спине. Внезапно она выпрямилась и посмотрела ему прямо в глаза. Он невольно отвел взгляд.
— Хорошо, я все расскажу. Но если ты мне не поверишь… Тогда… не знаю, что со мной будет…
Вчера вечером, когда у нее еще не прошло опьянение любви, он вдруг заговорил о Суми. На Миэ это подействовало, как удар хлыста, — да как он смеет, обнимая ее, думать о таких вещах! Обида жгла ее нестерпимо, и она бросилась прочь. Переночевать есть где. В «Сираюки-со» пустует комната номер два. Она не заперта. Имеются диван-кровать и постельные принадлежности. Эту комнату порой используют для свиданий. Две или три швеи из ателье Таэко Кинугавы, домоправительницы «Сираюки-со», водят туда любовников. Если задерживаются до той поры, когда перестают ходить трамваи, остаются там ночевать. Что ж, на этот раз там переночует Миэ.
В «Сираюки-со» было тихо, все уже спали. К счастью, вторая комната была свободна. Миэ вошла и в темноте начала стелить постель. Свет включить побоялась — если заметит Кинугава, жившая в соседней комнате, неприятностей не оберешься.
И вдруг Миэ услышала, как поворачивается ручка двери. С перепугу юркнула за диван, даже не успев подумать, что будет, если пришедшие зажгут свет…
Миэ на секунду замолчала, потом заговорила снова:
— Знаешь, мне повезло. Они разговаривали в темноте. Видно, тоже не хотели, чтобы их обнаружили… Надеюсь, меня они не заметили…
— Они?.. Сколько ж их было?
— Вроде бы двое.
— Кто-то из живущих в доме?
— Понимаешь… — Миэ сдвинула брови, — я же их не видела. Темно ведь было. И потом я пряталась… Но думаю, скорее всего кто-нибудь из соседей.
— А по голосам ты не могла определить?
— Да нет… Я сама не своя была, боялась — вот-вот меня обнаружат. В общем, не до того мне было, чтобы вникать, кто и что… К тому же я с соседями общаюсь мало, вряд ли бы узнала кого-нибудь по голосу. Вот Суми всех хорошо знала, во всяком случае так у нас в доме считали…
— Но ты хоть слышала, о чем они говорили? Может быть, уловила какую-нибудь характерную интонацию или еще что-нибудь?
— Где же уловить… Они говорили очень тихо, а порой, видно, переходили на шепот, тогда вообще все звуки смолкали… Впрочем, кое-что я все же заметила: один из голосов звучал странно…
— В каком смысле странно?
— Ну, словно человек говорит не своим голосом. Не понимаешь?.. Как бы это объяснить… У нас в баре один клиент рассказывал, что, если в рот что-нибудь положить и говорить очень тихо, голос понижается на октаву. Вот так и звучал тот голос, утробно что ли.
— А этот самый студент, про которого в газете писали… Может быть, это он и был?
— Нет, что ты! По-моему, обе были женщины.
— Женщины? Значит, это не было любовное свидание? Что же они там делали?
— Не знаю… Наверное, дело нечисто, иначе зачем прятаться?.. Но я действительно ничего не поняла. Дрожала от страха. Да и холод собачий — на полу-то… К счастью, не так долго они пробыли в этой комнате. А как только ушли, я пулей выскочила и — к тебе. Боялась, что они вернутся… И еще мне было неприятно, что я устроила тебе сцену.
— И ты… не знала, что с сестрой беда?
— Конечно, не знала! И предположить не могла! Сам подумай, кабы знать, разве смогла бы я проспать до позднего утра?