— Что-то я не понимаю… — Сакаэ чуть ли не с обидой надула губы. — Репортеры, конечно, могут не так уж много, но надо же довести дело до конца…
— Откуда вы знаете — быть может, Оотагаки уже признался, — изрекла манекенщица Дзюнко Нисихара таким тоном, словно в голову ей пришла гениальная мысль.
— Не может быть! — живо отозвалась Кёко, хотя прежней уверенности у нее уже не было.
Вчера вечером, когда они здесь совещались, она была твердо уверена в невиновности Оотагаки. Позже, уже лежа в постели, вдруг подумала, что ее уверенность ни на чем не основана. И вообще, что это на нее нашло — заниматься частным сыском?! Не надо было ввязываться…
Сейчас ее тоже одолевали сомнения в правильности собственных действий, потому она так и нервничала в ожидании Эбизавы. И еще одна мысль не давала ей покоя: если Оотагаки действительно признается в убийстве, то отзыв ее заявления окажется верхом глупости, своего рода противодействием работе полиции. Хоть бы скорей узнать, что там происходит!
— Что же это такое в конце концов! — Кёко в который раз посмотрела на часы.
И тут дверь распахнулась.
— Опоздал, опоздал! Приношу мои глубочайшие извинения! — с этими словами Эбизава вошел в бар.
— Как хорошо, что вы наконец пришли, сенсей! Мадам сама не своя, — защебетала Сакаэ, помогая ему снять пальто. — Вчера поздно засиделись, устали. Наверное, решили поспать подольше, да?
— Да что вы, милочка, какой сон! Работал. Утром мне позвонили из полиции, сказали, что Оотагаки хочет меня видеть…
— О-о, так у вас состоялось с ним свидание? И что же?
Взоры всех женщин обратились к Эбизаве.
— В общем, ничего хорошего… — Эбизава глубоко вздохнул и сделал паузу, словно давая возможность присутствующим сосредоточиться.
Кёко глянула на него с легким неодобрением — актерствует… Сказывается профессиональная привычка…
— Ну, сенсей, говорите же! Почему — ничего хорошего? Мы сгораем от нетерпения.
— Оотагаки собирается признаться в совершенном убийстве. Я его отговаривал, советовал еще немного подождать, но он, как видно, убедил себя в собственной виновности.
— Сенсей, расскажите, пожалуйста, все по порядку, — сказала Дзюнко Нисихара, положив ладонь на руку Эбизавы.
«Что за фамильярность!» — подумала Кёко, окинув неприязненным взглядом красивое, умело подгримированное лицо Нисихары.
— Суть вот в чем, — начал Эбизава и, подробно изложив мысли Оотагаки обо всем случившемся, заключил: — В своеобразной логике ему не откажешь. Во всяком случае, это объясняет многое: почему Аканэ оставила его у себя, почему этот спокойный, застенчивый парень впал в ярость и совершил убийство. Короче говоря, вроде бы разрешены те вопросы, над которыми мы с вами ломали голову вчера вечером.
— Действительно, — вздохнула Саёри. — Все становится на свое место.
— А как вы думаете, сенсей, полиция поверит его рассказу? — Нисихара кокетливо улыбнулась Эбизаве.
— Думаю, не поверит.
— Почему?
— Видите ли, до сих пор вопрос стоял так: кто преступник, Оотагаки или некий X. Если Оотагаки признается, в центре внимания полиции будет уже иное: действительно ли Оотагаки напился до такой степени, что, совершив в состоянии аффекта убийство, впал в беспамятство, или же преступление это преднамеренное, обдуманное заранее. Вполне естественно предположить, что, пытаясь смягчить свою вину, он выдумал всю эту душеспасительную историю. Поэтому я и посоветовал ему не торопиться с признанием. Что касается нас… Мне думается, мы в любом случае должны попытаться выяснить как можно больше…
В это время за дверью послышался визг тормозов, и через минуту в бар вошли два молодых человека в накинутых на плечи пальто — Сиоми и Ясиро.
— Эбизава-сан, что же вы делаете?! — с ходу накинулся на адвоката Сиоми. — Ведь вчера вечером об этом и речи не было, а сегодня вы…
— Позвольте, в чем дело?
— Вы еще спрашиваете! Не вы ли вчера посоветовали нам пренебречь на время профессиональными интересами и действовать согласованно? Но стоило нам внять вашему совету и направить совместные усилия на спасение Оотагаки, как вы, никого не поставив в известность, начинаете сепаратные действия и устраиваете такой спектакль, что только диву даешься! Короче говоря, мы чувствуем себя полными дураками.
Сиоми просто захлебывался от возмущения. Ясиро, дымя сигаретой, сверлил Эбизаву насмешливым взглядом. Чувствовалось, что и он готов ринуться в атаку.