– Кто будет Наташке звонить: ты или я? – спросила я Ленку.
– Давай лучше ты. Только поделикатней, а то брякнешь сразу… я тебя знаю, никакой интеллигентности.
– Тогда сама звони.
– Нет, я не могу. У меня нервы. Я практически сама не своя.
Я набрала номер и услышала Наташкин голос:
– Вы дома?
– Ага, – ответила я, прикидывая, как бы поинтеллигентнее сообщить о нашем несчастье. – Ты это… что сейчас делаешь?
– С тобой разговариваю, – насторожилась Наташка.
– Это понятно. А как разговариваешь? Сидя или стоя?
– Я вся издергалась, звонка ожидая. Телевизор пробовала смотреть, с трудом могу усидеть на месте.
– Значит, ты сидишь, – уточнила я. – Это хорошо.
– Катька, вы в офисе были? – посуровела Наташка.
– Были.
– Да? – Она вроде бы усомнилась.
– Да были, были!
– Что, в шкафу просидели? Ленка в панику, и ты у нее на поводу…
– Паника имела место, но мы взяли себя в руки.
– И чего?
– Знаешь, Наташка, ты это… лучше ляг, мне спокойнее будет.
– Хмырь увез деньги в банк? – трагическим голосом начала угадывать она.
– Вот на этот вопрос я тебе не отвечу.
– Ты меня с ума сведешь! Вы у Димки были? Сейф вскрыли?
– У Димы были, а сейф кто-то вскрыл до нас. И вообще, там три охранника с огнестрельными ранениями, целый офис ментов, и Дима твой…
В трубке раздался страшный грохот, а Ленка, которая все это время стояла рядом и шипела мне: «Не спеши, поинтеллигентнее», заорала:
– Кто ж так человеку о горе сообщает, дура!
– Умная. Сообщала бы сама. Наташка, – позвала я. – Ты там как?
– Что с Димой? – прохрипела Наташка. – Он жив?
– Само собой, и охранники тоже вроде живы. Но все равно мы очень волнуемся…
– Немедленно, слышишь, немедленно объясни, что случилось!
Я принялась подробно излагать, как Наташка и просила, а она в Геленджике принялась стенать и охать.
– Чуяло мое сердце, нельзя вам было такое дело доверять, надо было самой…
– И что бы ты сделала? Деньги-то до нас свистнули.
– Все равно… вы наверняка все сделали неправильно, и теперь нас найдут.
– Мы действовали строго по плану.
– А следы?
– Какие следы? Мы в носках и перчатках… Мы и обулись-то только в подъезде, так в носках по городу и чесали.
– Все равно… Что-нибудь не так, уж я-то знаю. Я немедленно вылетаю.
– Не вздумай, – посуровела я. – Сидите в Гаграх, Наталья Петровна!
– Я в Геленджике.
– Какая, на хрен, разница? Сидите, где сидите. Вам об ограблении знать не полагается. С какой стати вы стали бы прерывать свой законный отпуск?
– Вы без меня не справитесь.
– А чего справляться? Вещдоки сожгли, наше дело сидеть тихо и не высовываться. Пусть менты ищут, кто в охрану стрелял и Диму ограбил. Мы-то здесь при чем?
– Ой, не знаю… Я тут с ума сойду, какой, к черту, отдых!
Мы еще немного поохали, потом погадали, кто нам такую свинью подложил. У Наташки идей не было, а у нас тем более. Одно ясно: кто-то о деньгах знал и их раньше нас прикарманил. Мы опять поохали, погадали и наконец простились.
– Что делать, что делать? – закатывая глаза, вопрошала Ленка.
– Лично я спать ложусь, – заявила я и в самом деле направилась в спальню.
– Я фазеру позвоню и тоже лягу, – согласилась со мной Ленка.
Я было хотела принять душ, но даже на это сил не оказалось. Забралась под одеяло, мгновенно уснула и проснулась лишь в семь часов утра. Потянулась и обнаружила, что Ленки рядом нет. Это, признаться, удивило. Когда она ночевала у меня, мы всегда ложились вместе, даже если родители отсутствовали, чтоб можно было поболтать, музыку послушать. Конечно, Ленка могла уже встать, но в это не верилось, потому что она обычно дрыхнет до обеда.
Заподозрив очередную каверзу судьбы, я вышла из своей комнаты и прошлась по квартире.
– Катька, – позвала Ленка из родительской спальни. – Проснулась?
Я распахнула дверь, и странное зрелище предстало моим очам. Ленка сидела на кровати поверх одеяла, обложившись подушками, на блюдечке остатки пирожных, рядом гора яблочных огрызков, настольная лампа горит, хотя в комнате давно светло, физиономия у Ленки осунувшаяся, глаза красные, что прозрачно намекало на то, что всю ночь Ленка не спала.
Но не этот факт потряс меня, я перед экзаменом, бывает, тоже не сплю. На широкой родительской постели лежали мои любимые детективы, а один, можно сказать, самый любимый, покоился у Ленки на коленях, раскрытый примерно на двухсотой странице.
– Ты чего? – спросила я, некоторое время стоя с открытым ртом.
– Вот, ума набираюсь, – вздохнула Ленка, глядя на меня с томлением. – Я уж третью книжку читаю, но пока ничего похожего не нашла.
– Похожего на что? – продолжала я пребывать в прострации.
– На нашу трагическую историю. Хотелось бы знать, чего следует ожидать от жизни.
– А чего следует? – вздохнула я. – Пусть менты ищут, кто Диму ограбил, мы в таком деле все равно не разберемся.
– А вот здесь две подружки сами…
– Ну, так то же не взаправду. Это же выдумка. В детективе мы бы непременно деньги сперли. А в жизни что вышло? Так что нам следует сидеть тихо и надеяться, что преступников найдут.
– Ох, уж и не знаю, – снова вздохнула Ленка с томлением, которое начинало сильно меня беспокоить.
– Чего ты не знаешь?
– Катенька, мне тебе кое-что сказать надо. Ты чего в дверях стоишь? Ты лучше сядь.
– Зачем? – заволновалась я еще больше, пытаясь отгадать, чего такого Ленка могла сотворить за то время, пока я спала.
– Ну… у меня есть новости, их лучше выслушать сидя.
– Нас кто-то видел? – плюхаясь на кровать, спросила я. – Менты уже звонили…
– Никто не звонил. Катенька, какие у тебя волосы красивые, – поглаживая меня по голове с видом доброй феи, продолжила подружка. – И вообще ты красавица.
– Хватит подхалимничать, гони свою новость.
– Нам на психологии говорили, что человека надо подготавливать к трагической вести постепенно. К примеру, если умирающий…
– С родителями несчастье? – побледнела я.
– Надеюсь, с ними все в порядке.
– Черт бы тебя побрал! – заорала я. – Говори, в чем дело!
– Катька, ты лучше ляг и дай мне возможность все сделать правильно, по-научному.
– Не буду я ложиться, а если немедленно не скажешь, что случилось, дам по носу!
– Держи себя в руках. Каждому человеку на долю выпадают испытания, и теперь, стало быть, наша очередь пришла. Не будем роптать, а… – Тут до нее дошло, что через мгновение придется вопить, потому что нос точно пострадает, и она деловито продолжила: – Надеюсь, ты помнишь, что у меня болят ноги?
Тут надо пояснить, что Ленка учится в медицинском, она у нас скоро станет доктором. Лечить людей ее призвание, но, слава богу, до них ее пока не допускают, и она лечит в основном себя. Меня, конечно, тоже пробовала, но я не только от лекарств, но и от витаминов наотрез отказалась, заявив, что здорова, как лошадь, и организм мой в улучшениях не нуждается. Наташка тоже не далась, и Ленка сосредоточилась на себе. Болезней у нее было великое множество, а в этом месяце она страдала ногами. Обо всех лекарствах Ленка знала больше, чем моя бабушка о Троянской войне (а бабуля о братьях Аяксах говорит так, точно они ее соседи по лестничной клетке), и всегда выбирала все самое лучшее. Фазер ее страсть к лечению охотно поддерживал и на бабки не скупился – если первой его заботой была Ленкина безопасность, в смысле того, чтоб дочурку не умыкнули и не совратили, то вторым пунктиком было ее здоровье. Его послушать, так у нас народ мрет, как мухи, и обязательно в цветущем возрасте. Короче, в этом месяце Ленка лечила ноги и дважды в день мазала их мазью. И мне предлагала в профилактических целях.
– Ну и чего ноги? – заметно успокоившись, спросила я.
– Сама понимаешь, когда идешь на дело, о ногах следует заботиться. А ну как подведут в самый неподходящий момент?
– Разумно, – согласилась я.