1. Мешок с костями
Назар
Перед остановкой я перестраиваюсь в крайнюю правую полосу для последующего поворота и останавливаюсь на светофоре.
Ненавижу светофоры. Это же пожиратели времени, генераторы ненужных мыслей.
Кажется, убери их, и жизнь станет чуточку проще.
Хотя… вряд ли.
В последнее время именно на светофорах чаще накатывает мысль о продолжении рода, о семье. Мне нужно вновь обрести смысл жизни, а значит, мне нужен ребенок. И чем скорее, тем лучше.
А где найти подходящую, плодовитую, молодую бабу, которая не выносит мозг? Да таких днем с огнем не сыщешь.
Я чрезвычайно принципиальный, когда дело касается женщин. Не люблю размениваться, но я далеко не железный. Начинаю уже загоняться. Искать другие пути решения проблемы, вплоть до суррогатного материнства.
Раз не понравилась кандидатка на роль суррогатной матери, два, три, пятнадцать...
И дело не в деньгах. Есть какой-то отталкивающий психологический фактор.
Мне нужна та, что не сломается и без колебаний отдаст мне моего ребенка. Та, которой нужны будут только деньги и ничего больше. В лучших традициях эскорта, только с приставкой «суррогат».
Вот чтобы нашел женщину… Она просто забеременела, просто выносила, просто родила и просто ушла с миром, облагодетельствованная, налаживать свою жизнь.
Но надежды мои тают с каждой новой попыткой, а положительной динамики — ноль. Наверное, светофоры и созданы для того, чтобы такие как я копались в своих проблемах, искали решения… Но точно не сейчас.
На сей раз красный сигнал светофора не даёт мне в полной мере погрузиться в свои мысли.
Внезапно дверь машины открывается, и в салон, вместе с запахом дождя, вваливается какой-то мешок.
Что за…
— Прошу, поезжайте, — жалобно просит «мешок». — Умоляю вас! Они же меня схватят!
Взгляд в окно.
Трое мужиков несутся к моей машине. И явно не по мою душу.
Тем временем красный сигнал светофора сменяется зеленым.
Передача. Газ в пол. Прочь от остановки.
— Спасибо вам большое, — запыхавшись, говорит “мешок”.
Ситуация нелепая, абсурдная, как сон наркомана. Она требует незамедлительных разъяснений.
Отъехав на пару километров от остановки, я торможу на обочине. Тишина давит на уши.
— Можешь выходить, — бросаю я, глядя в зеркало заднего вида на своего случайного “попутчика”.
На заднем сиденье притаились и молчат. И это молчание скребется по нервам, как кошка по стеклу.
Я резко разворачиваюсь, включаю свет в салоне, желая увидеть эти наглые глаза, и… замираю.
Передо мной совсем молоденькая девчонка. Худая до жути: ключицы выпирают, словно вешалки для одежды, щеки запали, одни огромные глаза только остались. Серые, бездонные, наполненные невыплаканной болью.
Одета девчонка в какие-то обноски, явно не с её плеча. Трясущимися руками она прижимает к груди буханку хлеба и пачку сушек, как будто они — сокровище.
— Это не то, что вы думаете, — оправдывается она, виновато отводя взгляд. — Я не украла их.
— Да? И поэтому охрана супермаркета неслась за тобой, как стая гончих? Потому что ты их не украла?
— Я одолжила их, — надувает губы, готовая разрыдаться. — С зарплаты верну всё в тройном размере. Возмещу моральный ущерб. Только прошу, не сдавайте меня в полицию. Я сейчас уйду, правда. Вы больше никогда меня не увидите.
Я лениво киваю на дверь и с басом роняю:
— Уходи.
— С-спасибо ещё раз, — хлюпает она носом, затем открывает дверь и выпрыгивает из салона, словно ошпаренная.
В боковое зеркало вижу, как она роняет хлеб с сушками прямо в грязную лужу. Поднимает их, обтирает об свою кофту, не обращая внимания на грязь. Снова прижимает к себе.
Озирается по сторонам, и, шаркая кроссовками не по размеру, убегает во дворы старых построек.
Странное ощущение поселяется в области ребер. Не то жалость, не то щемящая тоска.
Мне должно быть всё равно на эту девку. У самого проблем выше крыши. Однако что-то подсказывает мне, что произошедшее — это не случайность, а образ её жизни.
Жалко молодуху. До боли в сердце жалко. Не должны ведь люди так жить. Не должны скитаться по углам и давиться ворованной буханкой, искупавшейся в луже.