Хватит быть бесхребетной тенью.
— Значит, это было вами спланировано? — сквозь рыдания выплевывает она, сжимая кулаки от злости. — Вы увидели во мне жертву и заманили в ловушку, так? А как же ваши слова, что вы больше не обидите меня?
Больше? Разве я хоть раз позволил себе что-то лишнего? Не посмел бы...
Всё, что я делаю сейчас, — ради её же блага.
Я не обижаю тех, кого обижает жизнь. Я даю ей шанс, который может оказаться последним.
— Я никогда и ни в чём тебя не ущемлю, если ты выполнишь мою просьбу. Ты будешь под моей защитой всё то время, пока носишь моего ребенка.
— А потом? — вскидывает она руки в отчаянии. — Потом вы, как и все, вышвырнете меня на улицу?
Как все? Да что она несет?
Монстра из меня какого-то делает.
— Как только контракт будет исполнен, ты сама захочешь уйти, — понижаю голос. — Так что? Вердикт!
Свету терзают сомнения, пожирают ее изнутри. Ей больно, противно, стыдно. Но это ничто по сравнению с тем, что ей уже пришлось пережить.
Внезапно Света распрямляет плечи, и в её взгляде я вижу то, чего никак не ожидал — гордость.
Чёртова гордость.
В иных ситуациях она — спасение, но сейчас может стать камнем преткновения и лишить Свету последнего шанса.
— Я согласна! — Ее уверенный вердикт звучит как вызов, как дерзкий плевок в лицо гордости. — Я принимаю ваши условия. Я стану суррогатной матерью!
Я награждаю ее одобрительным взглядом, поднимаюсь из-за стола и протягиваю ей свою ладонь.
Хватит терзать девчонку. Сейчас ей, как никогда, необходимы тишина и покой.
— Пойдем, я провожу тебя в комнату, где ты будешь жить.
Ни секунды не раздумывая, Света вкладывает свою руку в мою ладонь, и я крепко сжимаю ее.
4. Костыль
Поначалу я был уверен, что Света сбежит при первой же возможности. Даже ключ из замка не вынул, чтобы не усложнять ей побег.
Погасил во всем доме свет, лег в постель и всю ночь, затаив дыхание, прислушивался к звукам из соседней спальни. А никаких звуков я так и не услышал. Ни единого.
Так и уснул, держа в уме мысль, что я ей тоже нужен.
Она умная девочка. Да, порой из-за неопытности совершает глупости, но глупой ее не назовешь.
Утром я заглядываю в ее комнату. Света спит беспробудным сном, зажав пуховое одеяло между ног. Так сладко, что не осмеливаюсь будить.
Я пишу записку и оставляю ее на соседней подушке.
Наказываю Хеннесси охранять нашу гостью, а сам отправляюсь исправить кое-какое недоразумение.
При подъезде к нужному дому я иду на таран, не сбавляя скорости. Поддав газку, сношу бампером ветхий забор, державшийся на честном слове. Он тут же разлетается в щепки.
Резко ударив по тормозам, я паркуюсь на участке, заваленном хламом, пустыми банками из-под пива и окурками.
Выхожу из машины, пока кипишь в доме не поднялся. В этот момент на веранде показывается перекошенная в испуге морда "Костыля".
— Пацаны, шухер! Рвите задницы, Молот нагрянул! — орет он дурниной, после чего из дома как тараканы повылазили наркоманы и бросились врассыпную.
Мне плевать на остальных. Костыль тут главный. С него и спрос.
Он понимает масштаб надвигающейся на него проблемы и удрать от меня пытается через соседний участок. Несмотря на хромоту, он мчится по конопляному полю, оглядываясь через плечо, спотыкаясь, падая и снова поднимаясь. Я преследую его не спеша, прогулочным шагом, наблюдая за его агонией.
Разминая кулаки, я слышу, как хрустят суставы. Примерно так же захрустит его челюсть, когда он будет выплевывать последние зубы из своей вонючей пасти.
Ему от меня не убежать. Сопротивление бесполезно.
— Молот, я ничего не делал. Клянусь, я чист, как гребаная принцесса на горошине! — в панике задыхается он.
Костыль, защищаясь, выставляет вперед руку, в которой отчаянно не хватает белого флага. Он скачет как кузнечик по грядкам, после чего упирается в соседский забор. А тот уже не такой хлипкий будет. Не перелезешь, не сломаешь, не пройдешь.
— Молот, я правда завязал со всем. Зуб даю!
Хнычет он словно девчонка, ногу пытается перебросить через забор.