— Ешь, пока не заветрилось, — кладу прибор рядом с ней. — Будем считать, у нас сегодня праздник!
— И какой же?
Хмурюсь вдруг.
Уж больно она разговорчива. Этот факт начал меня напрягать.
Не люблю, когда разговаривают не по существу. А к этому самому «существу» мы сможем подобраться только, когда она вдоволь наестся.
Не хочется портить ей аппетит этим "существом".
— День, когда твоя жизнь изменится к лучшему, — отвечаю я, подавляя внутреннее раздражение.
— А ваша тоже изменится?
— И моя тоже. Ешь! — на сей раз приказываю, и только тогда Света замолкает и принимается за еду.
Чтобы не стоять над душой, я отхожу к кухонному островку и оттуда наблюдаю за тем, как Света уплетает за обе щеки.
Аппетит у нее зверский. Такой только у нее и у Хеннесси.
Со временем начинаю задаваться вопросом, как в такую маленькую столько всего помещается.
Выглядит она немного диковато, но ест при этом довольно аккуратно.
К слову, к вилке она так и не притронулась.
Зачем ей вилка, если Света умело пользуется китайскими палочками, отправляя в рот огромные куски риса, начиненные всякой ерундой.
Морщусь. Ненавижу роллы. А она же уплетает за милую душу и еще забавно причмокивает.
Закончив с японской кухней, Света приступает к разделыванию дальневосточного краба. Глотает сочные куски мяса, тихонько мычит от удовольствия. Облизывает пальцы, прикрывая глаза, словно вкусила что-то абсолютно запретное.
Недурно. Такой бурной реакции на крабовое мясо я еще не видел.
Следом Света ставит финальную точку трапезы на тарталетке с икрой.
Она принюхивается к ней, будто к редкому парфюму, дразняще высовывает кончик языка. И, бросив на меня дерзкий взгляд, соблазнительно слизывает икринки с верхушки. Задерживает во рту, медленно рассасывая зернышко за зернышком.
И так с каждой: лижет, держит, рассасывает. Взгляд — в меня. Лижет, держит, рассасывает…
В груди точно когтями скребут. Это зверь рвется наружу. Тот, что привык брать, не спрашивая, и не сожалеть ни о чем. Брать снова, утолять голод, забыв обо всем на свете.
Ох, этот дьявольский язычок… Да я бы его…
Фантазия вспыхивает, дорисовывая к ее невинно-розовому языку то, чего там нет и быть не может.
Не в этом доме. Не с ней…
Да закажи ты себе уже бабу!
Тем не менее все мое нутро становится на дыбы, игнорируя идею с продажными женщинами. Оно настойчиво требует распять этот соблазнительный объект прямо на кухонном столе.
Черт возьми.
Столько женщин было в моей жизни, а такой невинной чистоты в постели не припомню.
Кажется, я влип по-крупному. Сдерживать зверя рядом с ней будет пыткой.
Все. Хватит.
А то ведь такими темпами Света и до связки бананов доберется. Очистит его неспешно, в рот положит… и тогда мне сорвет крышу окончательно.
Ладно. Задобрил, а теперь можно и к делу переходить.
Передернув плечами, я стряхиваю наваждение. Когда кровь отливает от стратегически важных мест, я отодвигаю стул, разворачиваю его спинкой вперед и сажусь напротив нее.
Света тут же съеживается. Кладет недоеденную тарталетку в тарелку, прячет руки под стол.
— Наелась? — спрашиваю, заглядывая в глаза.
Она кивает, вытирает ладонью рот.
— Да, большое спасибо.
— Вкусно было?
— Очень. Вы просто не представляете, как...
— Хочешь, чтобы так было всегда? — перебиваю ее, хотя и наслаждаюсь ее голосом. — Не только по части еды. Хочешь, чтобы жизнь стала вкусной и разнообразной?
Она удивленно моргает.
— А кто же не хочет?
— Я и не сомневался в твоем ответе. В таком случае у меня к тебе есть весьма выгодное предложение, — выставляю вперед руку, не давая ей вставить и слова. Вижу, что она насторожилась. — Предупреждаю: второго шанса не будет, поэтому советую все хорошенько взвесить. Подумай, как изменится твоя жизнь, если ты примешь мое предложение.
— Х-хорошо. И что вы хотите мне предложить? — спрашивает тихо, почти беззвучно, и даже не моргает.