В.И. Успокойся Иосиф, никто не собирается отдавать этим эксплуататорам 30 миллионов. Впрочем, можно и отдать - будет, что потом экспроприировать. Но, однако, тридцати у нас нет. Думаю, настал тот самый момент, когда нужно узнать, сколько у нас есть ресурсов. Самое время появиться товарищу Феномену.
Опять слышится какой-то шум сверху, потом шелест крыльев и, вот в зале материализуется довольно полная женщина с роскошной пышной шевелюрой и в большой, украшенной полевыми цветами, женской шляпке. На шее сверкаю брильянтовые колье и другие украшения. В.И. вскакивает, как молодой козлик, пододвигает в сторону гостьи свой стул и широко улыбается.
В.И. Ох! Мария Федоровнаааа! Как Вы обворожительны! Как будто только что спустились с картины Репина. (Он немного льстит гостье, на картине она несколько моложе.) Как ваше ничего? Как дела в Берлине?
М.Ф. (присаживается) Ах, Берлин. Вы как всегда галантны, Володенька. Только встречи с Вами и могут скрасить мои серые будни. Тружусь как пчелка и день и ночь, все на благо пролетариата, все на благо партии и народа. (Делает усталое лицо, впрочем, она и в самом деле выглядит устало.)
В.И. Можно ли так перетруждать себя, дорогая Мария Федоровна? Если бы все коммунисты были такими же, как Вы, то мы давно бы уже жили при коммунизме. К сожалению пока много еще осталось несознательных элементов, и придется еще кое над чем поработать. Но как же Вы живете, рассказывайте быстрее, Мария Федоровна.
Тем временем К.М. чешет бороду и рассеяно смотрит на М.Ф., а И.С. подмигивает К.М. и подает какие-то знаки. Наконец К.М. достает откуда-то из бороды внушительного размера склянку и незаметно толкает ее в сторону И.С., в свою очередь И.С. толкает несколько ассигнаций в сторону К.М.; К.М. плюет на руки, мусолит их и тщательно пересчитывает купюры. Никто кроме них не замечает происходящего.
М.Ф. Беготня, суета, то здесь, то там; то там, то тут. Ах, бывает, что так заработаешься, что уже оперу от оперетты отличить не можешь. Все думаешь, как продать икону, картину, крестик. Иконы вот хорошо разбирают, особенно в золотых рамках, особенно если они принадлежали царской семье, а вот картины нынче не в моде. Время сейчас такое - тяжелое. Приходится их в довесок давать к иконам или украшениям, иначе и прогореть не долго. Иной раз приходится и присочинить и пустить вход все свое женское обаяние, но ведь сами знаете обаяние уже не то - годы берут свое. Но я каждый раз говорю себе: “истинной революционерке нельзя раскисать, все для революции, все для народа.” И если мне придется вынести 100 опер за день я и на это пойду. Да на что я только не пойду. Если бы Вы знали, сколько картин я продала в опере. Да, клиентура там отменная - сливки общества. А какие мужчины - один другого солиднее и при деньгах. Иной раз хочется махнуть на все рукой да и махнуть на Капри, но нельзя, революция - прежде всего.
В.И. Ах Мария Федоровна как я Вас понимаю. И у меня тут: все заседания да заседания, а если вдруг выдастся свободная секунда, то надо и статейку накидать - подбросить, так сказать, дровишек в костер, чтобы пламя революции не потухло.
М.Ф. Ах, что Вы Володенька, как же оно может потухнуть то? Ведь оно же здесь. (показывает в область сердца) Пылает так, что и подойти близко нельзя, как горячо.
В.И. Ох как бы я хотел пылать также как и ваше сердечко, как бы я хотел вместе с Вами гореть в этом революционном пламени, но революция в опасности, революция требует жертв. Можем ли мы рассчитывать на 15 миллионов ассигнациями скажем через пару дней?
М.Ф. Ну если очень постараться, если подбросить еще поленьев в огонь, если добавить еще пара, то конечно можно, но придется значительно сбросить, придется распродать в полцены, а то и в треть цены. Стоит ли идти на такие жертвы Володенька? Может у нас есть еще, хотя бы, неделя, а еще лучше, дней 8-9.
В.И. Ах, Мария Федоровна, если бы мы боялись жертв, то и революции никакой бы не было. Стоит ли из-за такого пустяка переживать. Продавайте все, все, к чертовой бабушке и как можно быстрее. Деньги - ведь это наживное, не в деньгах же счастье.
М.Ф. Володенька, я на все готова ради революции. На панель пойду, но 15 миллионов достану.
В.И. Это уже слишком. Таких жертв революция от Вас не может потребовать.
М.Ф.: Революция не может, а я смогу! (храбрится М.Ф.) Ну что же, мне, похоже, пора приниматься за дело. Работать, работать и работать.
Здесь они прощаются. В.И. сначала целует руку даме, потом целует в губы, рука мягко шлепает по мягкому месту, потом нежно гладит и другие мягкие места, которых достаточно.
М.Ф. Ах, какой Вы шалунишка Володенька. Разве пристало вождю революции заниматься такими вещами, С Вами я чувствую лет на 30 моложе, - она смеется и, наконец, слышен шорох крыльев и дама исчезает. В руках у В.И. остается лишь пара полевых цветков с ее шляпки. В.И. оборачивается и видит, что оба собеседника внимательно смотрят на него.